Сергей КАРДО

Я НЕПРЕМЕННО ПОДУМАЮ ПРО РОССИЮ

— Доброе утро, дорогая!

— Доброе утро, дорогой!

— Я только что получил отличные новости для нас. Нам разрешили иметь еще одного ребенка.

— Милый, это просто здорово. Мы сможем дать ему то, что хотим.

— Конечно. Если у нас будет достаточно средств для выведения его на достойный уровень реестра социального госзаказа.

— Да-да, я понимаю. Я мечтаю, чтобы он специализировался на чем-нибудь полезном и одновременно благородном. Например, на педагогике.

— Что ж, красиво, милая, но недальновидно. Ты же видишь — если случается война, то обвиняют в первую очередь педагогов — это они научили поколение агрессора ложным ценностям! А школа лишь несет детям государственную доктрину. Реально виноваты управители и дипломаты, но крайними объявляются именно педагоги. Зачем нашему ребенку такой казус? Да и вообще их скоро упразднят: вот-вот наступит прямое вложение базовых ценностей и оплаченных родителями образовательных блоков прямо в сознание. Мне кажется, это должно быть что-то другое. Например, певец. Лучше эстрадный. Возьмем кредиты на лицо, фигуру, фактуру, образ, алгоритм записи, закажем команду поддержки, придет слава, потом он уйдет в политику, и нас освободят от эвтаназии в старости. И кто знает — может быть, он станет президентом?

— Да, милый, кто знает? Я горжусь тобой. Вся нация запоет веселые песенки. С подтанцовкой. К нам придет известность, и мы станем блогерами.

— Очень мило. Но к делу. Нам нужно обсудить, кто еще будет кроме нас родителями нашего нового чада. Мы по праву родители один и два, а кого мы можем себе позволить просить продать нам часть своей генетики для счастливой и успешной жизни новорожденного? Ты думала об этом?

— Конечно, дорогой. Нам надо уточнить возможности, спокойно сесть и подсчитать бюджет. Я нашла в генетическом банке подходящих доноров, цены, посмотрела риски их заболеваний и показатели IQ выше 150.

— Ты учла, что у меня относительно высокий процент синдрома Жильбера и болезни Педжета? В кластерной клинике о таком никто естественно и не слыхивал, а в специализированных лечебницах с искренним воодушевлением начнут бороться с недугом за предоставленные ими же кредиты. Ребенок должен войти в мир без долгов. Ты согласна?

— Разумеется, дорогой. Еще я помню про свою атопию и проблемы с лептином. Я выбирала доноров с низкими показателями по этим вещам. Статистически наши диагнозы не могут тревожить лично нас, но для наших детей вероятность унаследованного от родителей повышается.

— Я тебя люблю. Ах, как мне хочется скорее завершить эти приготовления и совсем не хочется их заканчивать — они так приятны!

— И я тебя люблю. Посмотри — вот смета наших желаний. Сможем ли мы их осуществить? Или наш ребенок будет малообразованным и нездоровым и нам придется клянчить у толпы деньги на его лечение?

— Ужасная перспектива. Дорогая, ты знаешь, что я не очень стабилен в заработках. Мой побочный бизнес безусловно не запрещен, а значит легален, но если власти захотят прикопаться, то, боюсь, придется прикрыть дело. Да и сам спрос на подтверждение права на получение льгот все время уменьшается. Государство с каждым годом энергично отменяет всяческие дотации по болезни, потому что правом выбора генетики для рождаемых пользуется все больше и больше граждан, отчего множество наследственных заболеваний стало неактуальным. Состоятельные лучше заботятся о своем здоровье, это так же стимулирует мотивацию быть активными в бизнесе. Верховный правитель и власти видят в таком подходе путь к ментальному и физическому оздоровлению общества и, главное, снижение расходов на здравоохранение. Моими услугами врача пользуются пожилые, но их с принятием новых правил министерства экономики и развития становится все меньше…

Чтобы попасть в больницу на замену органов или просто получить дотацию по болезни, люди должны иметь к этому очень жесткие показания. А если они не дотягивают сотые доли процента? Я из соображений гуманности прихожу на помощь — составляю прописи для приема внутрь, чтобы сделать нужный им «правильный» анализ. Повышая клиентам тем самым уровень кортизола, что весьма настоятельно советуют делать геронтологи.

Как токсиколог я точно знаю — что, когда и как принять, чтобы получить нужный гуморальный результат, годящийся для оформления бесплатного направления на высокотехнологичную помощь. В том числе и антидоты после. За риск платят неплохие деньги. Пока. Слава богу, дроны-заборщики работают просто по адресу и QRкоду пациента. Но когда-нибудь какому-нибудь налоговому инспектору придет в голову при сдаче анализов проводить дактилоскопию — эту часть доходов придется прикрыть.

В комнату вбежала дочь.

— Папа! Мама! Я ухожу в гимназию. У нас сегодня контрольная!

— Деточка! Ты надела защитную сетку на голову?

— У нас простая контрольная, мамочка!

— Какая бы ни была! Мы платим за все пакеты предметов, которые вам преподают с помощью гипнопедии, к тому же отдельно доплачиваем за факультатив. Мы тебя любим и хотим, чтобы ты выросла полезным человеком и жила долго, без ограничений. А всякие плохие ученики при помощи гипносканеров крадут ваши знания, оплаченные нами. Так что, милая, на контрольную только с сеткой. Пусть бедные неучи испытают разочарование. Тем более, что сетка просто красивая и всем сразу видно, что ты дорожишь своей эрудицией и не воруешь чужое. Не забудь снять ее перед тем, как наденешь считыватель. Иначе он не активируется.

— Дорогая, продолжаем. Пока люди имеют желание добиваться от государства своего, я буду им помогать. А там, поживем — увидим. Итак, на сегодня мои доходы достаточны для нашей мечты. Каковы твои перспективы?

— У меня все в порядке. Меня ценят за знания в области социальной коммуникации. Государство мне платит за помощь пожилым людям в поддержании их контактов с банком, жилконторой, лечащим врачом, полицией, органами опеки… Ведь старикам все труднее ассимилироваться в мире гаджетов, всеобщей цифровизация и манипулировании информацией, когда циклопический рост числа мошенников из криминально активной части населения желает обогатиться за их счет. В моем кусте пока пятеро обеспеченных доживающих, но я хочу увеличить их число сначала до восьми, а потом и до десяти. Как известно, государство их содержит семь лет после выхода на пенсию, потом ему защищать и лечить стариков экономически невыгодно, и если гражданин еще жив, ему предлагается обходиться своими силами. Я решила, что не буду разрывать контракты с клиентами, а буду продолжать свою работу после завершения срока дожития, если клиент будет в состоянии платить. Как видишь, я еще долгое время буду приносить деньги в семейную копилку. Кстати... Надо подумать о наших родителях. Скоро заканчивается их семилетний срок. Сможем ли мы их содержать после прекращения выплат?

В смартфон «постучался» отец.

— Сынок, доброе утро! Я могу с тобой поговорить? Ты сейчас, э-э-э, не работаешь?

— Папа, я всегда открыт для тебя. Я слушаю.

— Я увидел в сети, что вы ищете родителей для своего нового ребенка. И хочу предложить свою помощь.

— Папочка, спасибо, но…

— Нет-нет, я не собираюсь стать донором. Я просто хочу дать средства. Ведь мой срок подходит к завершению, а во мне полно дорогостоящих протезов, гарантия их еще не истекла…

— Папа!!!

— Дослушай отца. Мне все равно скоро на разборку. Так и так. Если я добровольно пойду на нее раньше, то мои девайсы попадут на аукцион вторички и переустановку малодоходным гражданам. За них положена компенсация. Если я откажусь от следующих кардиостимулятора, желез, суставных суппортов, стентов, хрусталиков, имплантов, то за это тоже заплатят отступные. Это одна причина, вторая — моя личная. Умирать надо молодым, когда на похоронах все плачут, когда ты не успел своей немощью замучить близких, когда еще платят пенсию. Я хочу, пусть и не физически, дать еще одну жизнь новому существу, помочь ему со стартовым капиталом. Я принял решение о досрочной эвтаназии с выплатой всех компенсаций тебе.

— Папа!!!

— Не перебивай. Вложенные в здоровье деньги должны приносить прибыль или хотя бы окупаться. Сейчас я в такой стадии, что каждый новый день чуточку хуже предыдущего, здоровье тает на глазах, невзирая на помощь всех установленных во мне умных штуковин. В конце концов я превращусь в овощ, и это разрушит бюджет твоей семьи и ввергнет вас в низшие слои малодоходных. Все последствия этого не буду перечислять — им несть числа. Кроме всего прочего по мне видно, что я достаточно пожил, и у одних это вызывает уважение, у других совсем другие чувства и отвратительные желания. Если мне много лет и я достаточно бодр, то это означает, что у меня внутри много разных улучшающих качество жизни дорогих помощников. Суммарно на десяток шестизначных цифр. На меня уже нападали на вечерней прогулке, я не хочу быть распотрошенным в какой-нибудь зоне рекреации. Да, как и у всех, у меня есть адреналиновый датчик опасности, но вряд ли полиция успеет получить вызов, потому что я не успею испугаться. Я все решил и это мое последнее слово. Деньги поступят на счет будущего новорожденного после завершения моего земного пути. Прощайте. Я с радостью ухожу, зная, что малыш будет здоров и умен, и в этом будет толика моей генетики и средств.

— Господи! Папа…

— Будь мужественным, сын. Я подаю тебе пример. Придет твое время, надеюсь, ты покажешь, как уходят мужчины. Все. Идет доктор. Отбой.

— Дорогой, что тебе сказал папа?

— Он сказал, что его больше нет. Он продал для будущего дитя все, что по страховке поставил в себя для своего здоровья.

— А скелет он не завещал?

— Тебе недостаточно премии за досрочную эвтаназию?

— Прости, дорогой, но это чисто деловой вопрос. Скелет тоже имеет цену.

— Да. Если бы вопрос не касался отца... Меня поражает твоя деловитость. За сколько ты, кстати, выставила собственные кости?

— Еще раз прости. Дорогой, это чисто женская черта. Мы должны мотивировать мужчин любыми средствами — так заложено у меня в мозгу. Мне жалко тестя, но король умер, да здравствует король! Мы с тобой ведь обсуждаем будущее нашего малыша. Позитивное будущее. Не так ли?

— Всё так. Но я не хочу это делать в таком ключе. Я не компьютер, чтобы арифметикой просчитывать как жить. Я не согласен давать, отнимая. Я не бог.

— Ты мой муж. Отец нашего ребенка. Прими дар с благодарностью и употреби его как завещано.

— Поразительно. Ты прагматична, как Пирр. Никогда не замечал за тобой такого.

— Перестань. У нас еще один нерешенный вопрос. Мы должны определить пол. Ты знаешь, что чем интеллигентнее семья, тем больше доступных гендерных возможностей будет у отпрыска.

— Ты серьезно? Выбирать из полусотни? Малыш существует в планах, он естественный агендер, а мы должны ему задать какие-то рамки? Природа вообще еще присутствует в нашей жизни? Почему нельзя быть просто человеком? Зачем сейчас об этом нужно говорить? Вспомни, дорогая, как мы зачали первого? Просто, эффективно, с удовольствием, пукая от счастья. А теперь…

— А теперь я бы ни за что не согласилась на всякие инстинктивные штучки, вульгарные низменные позывы.

— Тебе тогда не понравилось? Почему ты смолчала?

— Ты очень этого хотел. И мои желания тогда совпали с твоими. Сейчас я поумнела и думаю так — коли прогресс дал нам возможность выбирать качества личности ребенка, то я буду их выбирать во имя его блага. Он будет тем, кем мы его спланируем с учетом своего опыта.

— Твой опыт безупречен?

— Увы, нет. Если ему не понравится, то сменим ему пол.

— Боюсь, придется менять не пол, а мозги.

— Пол влияет на ментальность.

— Я вижу.

— Смена гендерности не проблема, как ты знаешь.

— Вот как? Ребенку?

— Все законно. С семи лет.

— Это тебе не ламинат на ковролин поменять, это хирургия и достаточно травматичная. Ты положишь его под нож?

— А жизнь полная разочарований и боли от несоответствия эго и физической оболочки? Лучше под нож, чем терпеть!

— Секундочку. Откуда тебе известно?

— Наконец-то ты понял. Мне надоело быть женщиной, я собираюсь поменяться.

— Господь всемогущий! На что?

— Я не решила. Не смей давить на мое сознание.

— Мне просто интересно, с кем я теперь буду жить? С каким-то неопределившимся квиром? Какие эмоции я получу в результате твоего волюнтаризма? Как придется воспитывать ребенка?

— В духе времени, дорогой. В духе времени. А ты бы поосторожнее… Статья за семейный харрасмент тебе обеспечена.

— Ну и дела… Допрыгались. У ребенка с десяток отцов, и ни одной нормальной матери. Это похоже на коллективное изнасилование неизвестно кого.

— Еще одно употребление половой принадлежности, и я нажимаю тревожную кнопку. Ты — асоциальный тип.

— Дорогая, хочу спросить — насколько ты искренна, называя меня дорогим? Или ты вкладываешь иной смысл?

— Оба известных смысла. Пока ты меня понимаешь.

— Я перестал тебя понимать.

— Это ничего не меняет. Я уже решила.

— Твое решение — копирка рекламных слоганов, создавай свои правила.

— Замечу — верный слоган. Если тебе что-то не нравится — это твои личные проблемы. Я буду по тебе грустить, милый. Я разочарована, ты внезапно оказался такой косный, просто ужас. Мне жаль. Прости. Должна сказать, что ты органично смотрелся бы в России. Там моногамия, два пола, два родителя, почему бы тебе не уехать туда? Я без тебя зачну ребенка. Именно такого, которого хочу.

— В Россию? Из-за твоей дури сменить пол я должен сменить страну?

— Я только предложила! Там тебе будет комфортно — всё как в древности. Однополые браки, двое родителей и неполные семьи. Хочешь жить по старинке — милости просим, дорогой. Как там у них принято — дрова, валенки, ты там расцветешь как специалист — анализы сдают в баночках, обмануть государство при получении социальных льгот — святой долг гражданина.

— Алло! Примите заказ на забор анализов для смены пола. Да-да, пациент у меня дома.

Мужчина усмехнулся про себя: «Ну вот, дорогая, сейчас выяснится, что у тебя будет достаточно времени помучиться в своей физической оболочке. Прости, но шансом грех не воспользоваться — квота на рождение ребенка мала, да и дочери все же лучше расти в полноценной семье. А про Россию я подумаю».