Иван ИЛЬИН (поселок имени Свердлова, Ленинградская обл.) КенЩКе

Вы видели Телепузиков?

Эта планета прекрасна.

У них телевизоры в животе. Вот она — эволюция.

Доктор Кто

Он уверенно работал конечностями, выбираясь из узкого лаза. Огромные железобетонные плиты держались на честном слове, упершись друг в друга и по какой-то причине не сложившись окончательно. При этом он понимал, что в любой момент вся эта хлипкая конструкция может обрушиться на его голову, оборвав его жизнь. «Вечно меня тянет на неприятности», — подумал он про себя. Здесь его никто искать не будет, несмотря на следы, которые он оставлял за собой.

КенЩКе весь напрягся и как можно аккуратнее стал протискиваться все дальше и дальше. Спиной и боками он обтирался о шершавую поверхность, это трение вызывало у него неприятный зуд в челюсти. Сконцентрировавшись и собравшись с мыслями, он продолжил протискиваться. Метр за метром он проталкивал себя вперед навстречу свободе. Перед ним уже разверзлось фиолетовое марево в конце его пути. Его тело напряглось и сжалось как пружина, готовая в любой момент выпрямиться. Пару спокойных энергичных движений, и он всё-таки выбрался наружу.

Буро-фиолетовое небо оказалось у него над головой, снопы искр и молний разрезали небо в сумасшедшем хаотичном танце. Тяжёлые, налитые свинцом с отливом ультрамарина облака клубились как сумасшедшие, соединяясь и расходясь в небесной баталии, в которой не было победителя. Не успел КенЩКе опомниться от опасности быть раздавленным тоннами камня, бетона и железа, как его рефлексы тут же напряглись, мозг выключился, и он весь превратился в быстродвижущийся объект. В такие моменты работал только инстинкт самосохранения и желание выжить любой ценой.

Несколько молний с ужасающим грохотом обрушились позади него туда, где он был несколько мгновений назад. Он всем нутром ощутил, как трещит камень и дрожит поверхность под его ногами в местах, куда били молнии. Не обращая внимания, он бежал к странного вида конструкции, козырек которой нависал над поверхностью как исполин.

Все его мысли были сосредоточены на том, чтобы во что бы то ни стало успеть под защиту навеса; он метнулся к нему. Как только он почувствовал, даже не увидел, что находится под многотонным каркасом навеса, внутреннее напряжение сменилось тревогой. Замер на месте; ему теперь оставалось переждать еще одну угрозу, более опасную.

Серебристо-синий сгусток медленно левитировал с неба. Тугие крепкие жгуты искр били из него, создавая некое подобие лапок. Складывалось впечатление, что именно с их помощью он и передвигался, превращая камень в мелкую крошку, оставляя на пути небольшие рытвины. Это грозное создание небес как будто ползло по следам бежавшего КенЩКе, который специально вилял и метался из стороны в сторону по ходу своего движения.

Перебиравший лапками шар уже приближался к нему вплотную. Оставалось не более десяти метров до момента, когда он сотрет его с лица земли. Но шар застыл. Его лапки хаотично били по поверхности в злобном поиске своей цели, но дальше он не двигался. Оставшись на месте и яростно забив лапками, шар в нерешительности застыл, как будто решая, как быть в такой сложной ситуации.

КенЩКе знал, что достаточно далеко ушёл от опасности. И все же страх оставался. КенЩКе впился глазами в шар, не шевелясь и таясь в тени нависшей над ним конструкции. ЭнЩтыкр — Гроза небес, так они назвали этого уничтожителя непрошеных гостей на поверхности. КенЩКе уже подумал, что шар так и останется висеть тут до скончания времен, когда тот, резко оттолкнувшись своими конечностями, вновь взмыл туда, откуда пришел.

Как только ЭнЩтыкр отправился восвояси и скрылся в недрах бушующего неба, КенЩКе устало сел на землю и глубоко задумался. Полмесяца у него ушло на то, чтобы по новым ходам выбраться на поверхность. В памяти еще остро всплывало воспоминание о родном Кы’нна, где он готовился к своей экспедиции. Споры и ругань томили его и подтачивали до сих пор. Не все хотели его отпускать, так как он многие годы был ведущим военным экспертом и ученым. Но в какой-то момент он как будто надломился. КенЩКе понял, что их будущее не в недрах почвы и постоянной войне с себе подобными, да защиты от смертельных тварей глубин, а на поверхности.

Самым главным его противником был ГэтРта, новый командующий их армий. Все общество Цы’Клы, так называли они свой социум, собралось в главном резервуаре. В нем они собирались для принятия главных решений и общих советов.

— Ты не можешь просто так взять и распоряжаться собой, как тебе вздумается! — злобно высказался командующий ГэтРта. Он как обычно был строг, прям как свая, держащая главный зал их Кы’нны. Большой, крепкий, закалённый во множестве войн, он был прекрасным представителем Кре’Нцы, мужской половины их общества. Все его тело было гобеленом воплощенной войны, испещрённым шрамами и увечьями битв.

— Наши воины гибнут на путях, пока ты отсиживаешься, читаешь свои трактаты и предаешься несбыточным мечтам о величии знаний поверхности. Ты слишком сильно ударился в веру о великих и их мощь! Ты должен жить реальностью и приносить пользу нашей Цы’Клы! Зачем тогда тебя вскармливали и растили наши Тыв’Кли?

Последние слова взбудоражили женскую часть их собрания, которая зашумела и осуждающе зацокала в сторону КенЩКе. Тыв’Кли не воевали, они рожали и вскармливали будущих воинов Крен’Цов, поэтому имели огромный вес в обществе. Были тут и рабочие Пех’ля, которые были самыми бесправными, но очень полезными для правящих классов. Большинство общественно важных решений принимали воины и верховные матери, если это не шло вразрез с защитой и войной.

— Мы должны дать слово КенЩКе! — заступилась за него верховная матерь Рын’ЦКа. Она тепло посмотрела в сторону КенЩКе, который так много сделал для них. Именно он придумал добывать энергию из расщелин смерти. Еще было живо в памяти всех, как именно он научился первым собирать и перерабатывать память великих и строить укрепления. — Что ты скажешь в свою защиту, Дахит, ищущий памяти?

КенЩКе вновь окинул всех своим взором. Осознание того, что его никто не понимает, никто не хочет выходить за рамки их жизни под недрами почв и толщами грунта, повергало его в отчаяние. Он же хотел изменить все во благо. Показать им, что есть мир вне их опасного и требующего жертв мира.

— Я не ищу защиты, о великая матерь! Я хочу лишь блага и света для нашего мира. Хватит убивать таких же, как мы, хватит ненужных и пустых смертей, — он говорил не столько своим судьям, сколько всем окружающим. — Я могу все изменить, и если цена этому смерть, то я готов её принять. Жизнь наша сложна, но там, — он указал вверх, — там есть то, что может дать нам новые силы и новые цели для жизни! На этом я стою и стоять буду!

Вся Кы’нна зашумела и загудела. «Да он спятил!» — кричали одни. «Великий герой теперь стал дураком!» — возмущались другие.

Матерь вскрикнула и встала со своего места.

— Раз так, — недовольно произнесла она, сверля взглядом КенЩКе, — ты все равно мертв для нашего общества. Иди куда тебе вздумается, но если ты вернешься, знай, больше никто тебе не поможет и не примет тебя в лоно Цы’Клы, ни здесь, ни где бы то ни было еще.

Вспоминая события, предзнаменовавшие его исход, он посмотрел на бушующее небо и встал, взяв из сумки на поясе питательный сгусток, он проглотил его и, отвернувшись от поверхности, вновь взглянул на страшного вида разруху, куда вел его вход под козырьком. Поправив сумки, он медленно побрел к заваленному входу в развалины великих. Тех, кто когда-то обитал здесь и был великим повелителем всего сущего.

Пока он брел по разрушенным проходам и тесным остаткам переходов, он вспоминал легенды и предания. Когда-то здесь было сердце могущества великих. С детства им рассказывали басни и предания о том, что были великаны, которые жили и правили миром. Но великие заблудились в своем тщеславии и ненависти. Они уничтожили мир прошлого и создали мир настоящего, где они жили в своих Цы’Клах. Теперь ЩтраЦра были покровителями этого мира, мира, который погряз в междоусобных войнах и борьбе за существование. КенЩКе верил, что в памяти древних кроется их величие и спасение, поэтому он так старательно рвался на поверхность в поисках их тайн.

Теперь он шел по ничейной земле. Сюда не заходят жители цивилизованных Цы’кла. Здесь бродили лишь смерть и тайны прошлого, да такие же отвергнутые, как и он. КенЩКе не боялся свой смерти, он не боялся быть непонятым и оставленным. Всю жизнь он мечтал о мире без смерти и войны, без выживания. Мире, где все будет упорядочено, все будут идти по пути просвещения и знания.

За крутым поворотом перед ним открылись широкие змееподобные проходы, ведущие, как он думал, к его цели. Стены были местами разломаны и обрушены, едва-едва позволяя ему протиснуться. КенЩКе старался не забивать себе голову мыслями, надо было стать одним сплошным нервом, комком из реакций и инстинктов.

Что-то перед ним зашевелилось. То, что он издалека принял за обвал. Существо встало на шесть крепких и толстых лап. Повернув к нему голову, КенЩКе увидел светящиеся неоновым светом четыре пары злобных и жестоких глаз. Тварь открыла пасть, несколько рядов острых частоколов зубов разверзлись перед ним. Несмотря на свои размеры, тварь практически не издавала звуков.

Времени на принятие решения не было, и КенЩКе бросился прочь от твари в один из множества ответвленных проходов. Он несся как ополоумевший, не обращая внимания на другие опасности, которых, несомненно, было здесь великое множество. Его выносливое и крепкое тело легко преодолевало множество обвалов и препятствий. От многодневной усталости не осталось и следа. Опасность быть убитым и съеденным он ощущал как никогда остро.

Разозлённая тварь неслась следом, разрушая и ломая все препятствия на своём пути. Несколько раз клацнув челюстями в опасной близости от спины КенЩКе, тварь взбесилась и с еще большей яростью бросилась за ним. Ожидание близкой пирушки придавало ей сил.

Резко завернув за один из закоулков, КенЩКе приготовил оружие, которое достал из-за пояса и моментально нанес твари, несущейся следом за ним, быстрый удар, целясь в глаза. Оружие вначале легко вошло в плоть, но потом наткнулось во что-то настолько плотное, что он почувствовал боль в конечности, которой держал оружие.

Существо взвыло от боли и резко подпрыгнуло, со страшным грохотом ударившись о потолок. Оно издало такой душераздирающий вопль, что КенЩКе рухнул на пол и оглушенный несколько секунд лежал неподвижно, пока тварь билась в конвульсиях. Он повернулся на спину и в таком положении пополз прочь от твари.

Взбешённая от боли и шока, тварь вновь набросилась на него. Повернувшись, КенЩКе увидел её израненную морду. Один из пары больших глаз между носом был выбит, и из него тек густой черно-зеленый ихор. Тварь взвыла, встав на дыбы, собираясь навалится на него.

КенЩКе упер оружие себе в грудь острием к твари, собираясь принять смертельный удар. Он надеялся нанести ей хоть какой-то урон, прежде чем отправиться к верховной праматери, как откуда-то из-за угла раздался мерзкий шорох. Тварь на секунду заколебалась, разворачиваясь на шум своей тушей, когда что-то черное выскочило откуда-то сбоку и обрушилось на существо. Последнее, что увидел КенЩКе: что-то черное и блестящее глянцем ударилось в бочину существа.

… КенЩКе вновь оказался на поля боя. Он и его товарищи, воины Крен’Цы пробирались по узкому лазу. Перед ним сновали воины Дэс’Ках, которые яростно бились в проходах, не давая осуществить план КенЩКе. Они были окрашены в белые пятна, воины Крен’Цы были покрыты синими пятнами. Синий цвет был гербовым их родной Цы’Клы.

Бои шли уже несколько недель. Все проходы были завалены трупами того и другого поселения. Немногие выжившие раненые стонали и ползали. Санитары добивали смертельно раненых. В этом не было жестокости, таков закон Кы’нна, мертвые послужат пищей для живых. Те, кто не могут больше приносить помощи своему обществу, не надеются на помощь. КенЩКе сам отдавал приказы, указывая санитарам кого следует добить. Лучше быстрая смерть, чем муки и страдания, так он думал тогда.

Они рыли проход над главным боевым проходом, это была старая военная тактика, лаз над лазом и лаз над лазом. Главное — это убить врага и добраться до их Кы’нны, там они убьют всех воинов и захватят Тыв’Кли и их потомство Дал’Ях.

КенЩКе рубил и кусал, рвал и метал. Его воины строили баррикады и подкатывали пневматические пушки, которые стреляли кислотой и отравой. Враг думал, что они будут пробиваться здесь, по этому лазу. КенЩКе на это и рассчитывал. Внизу под ними шла страшная бойня, где тысячи воинов Крен’Цов сходились в смертельной схватке.

— Рыть тут! — приказал он идущим за ним рабочим. — Быстро, Бар’Тресово отродье!

Рабочие быстро рыли тоннель своими конечностями, пока позади них несли шланги, из которых готово было хлынуть Пламя Великих. Никто не смел перечить приказам великого командующего КенЩКе, даже если никто не понимал, в чем заключается план.

КенЩКе и его войны делали вид, что идут в атаку, как этого от них и ждали. Вой оружия и стоны гибнущих были песней для ушей КенЩКе. Он предвкушал триумф своего гения.

— Та’ках! — скомандовал КенЩКе, и его воины начали рушить проход, погребая всех под завалами. Сам же он бросился к тому месту, где рабочие рыли проход. Опустившись вниз по проходу, он увидел, что Пех’ля уже прорылись к потолку главного боевого прохода. Высунув голову вниз, он увидел, как его друг и первый помощник ГытРта командует генеральным сражением.

Сотни тел сплелись в безжалостной схватке, убивая друг друга. Они рубили и отрывали конечности, разрывали оппонентов на части. Пневмооружие создавало клокочущий свист над полем брани. Беззащитные рабочие укрепляли подпорки прохода и погибали, становясь жертвами бойни. Но все шли и шли выполнять своё предназначение, несмотря на смерть.

Шланги уже спустили вниз над потолком сражения. ГытРта увидел знак КенЩКе и резко начал отводить своих воинов на безопасное расстояние. По сигналу его воины обрушили свои подпорки, оставив раненых по ту строну бойни. Все поле брани замерло в удивлении, но было уже поздно. С потолка на них текла горящая смерть Пламени Великих. Огромные потоки горящей жидкости заливали тоннель, погребая всех, кого она коснется. Войны Дал’Ях не понимая ничего и будучи не готовыми к такому замирали в ступоре, принимая бесчестную смерть от руки неведомого им оружия. Воины с белыми и синими пятнами корчились в ужасающих муках. В этом пламени погиб генерал Дал’Ях НыщьТне, который до последнего был со своими солдатами.

Несколько часов горящая смерть заливала проходы Дал’Ях, забирая тысячи жизней воинов и рабочих. В этот момент что-то в душе КенЩКе надломилось. Разве этого он хотел своему народу? Разве бойня была целью его жизни и пытливого ума? Он видел, как крепкие представители его расы Штра’Цра гибнут из-за жестокости войны и их вида.

— О, это великий день, мой друг! — воскликнул счастливый ГытРта, несясь к КенЩКе. Он подошел к нему вплотную и по-братски обнял его. — Что с тобой, о великий Кре’нцы? Неужели ты не счастлив великой победе Кы’нны?

Но КенЩКе не хотел смотреть на самодовольно друга. Он вообще больше ничего не хотел. Отдав ему оружие командующего, его символ власти и воли, КенЩКе молча повернулся и побрел прочь.

— Это наша победа, слышишь! — кричал ему вслед ГытРта. Он понимал КенЩКе, по крайней мере на подсознательном уровне, но он не хотел принимать его сторону. Он воин, и ему нет дела до сломленных и побежденных. — Ты трус и не имеешь право носить великое имя Кре’Нца! Ты не мой названный брат и товарищ, теперь ты Бепе’Щык! Трус и предатель!

Но КенЩке не слушал его и брел обратной дорогой. Он не хотел быть участником очередного геноцида их общего народа.

Пробегающие воины с воинственными кличами Кы’нны обходили своего великого полководца. Многие в недоумении останавливались и смотрели на него, но привычка гнала их вперед, грабить и жечь другой город, который пал от гения их предводителя. А КенЩКе только тупил взгляд в пол и медленно брел обратно, смотря на свое окровавленное и израненное тело.

… КенЩКе пришел в себя от чьего-то страшного визга. Кое-как поднявшись, опираясь на ближайшую стену, он встал и осмотрелся, стараясь как можно быстрее прийти в себя. Его немного мутило и шатало, мелкие раны, которые он получил при ударе, уже затягивались. Встав в полный рост, он посмотрел туда, откуда исходил страшный визг.

Тварь, что гналась за ним, лежала обхваченная по всему телу продолговатой червеподобной спиралью многоножки. Её мелкие лапки-шипы, которые стали черными от крови, быстро перебирали тушу, разрезая её мышцы и сухожилия. Чешуйчатые пластины, которыми было покрыто её тело, были крепче метала, это создание было крайне опасным, и ему повезло, что она выбрала своей целью не его. Внизу он уже видел подобных, но они были куда меньше и тоньше, эта же была огромной.

Оцепенев от ужаса, КенЩКе стоял, и как завороженный смотрел на происходящий акт убийства. Из охотника тварь, которая хотела его убить и съесть, теперь сама стала жертвой и пищей.

Почувствовав, что мелкая цель пришла в себя, многоножка зашевелилась. То, что было её головой, вылезло из тела твари и, приподнявшись, уставилось на него. Круглая черная бронированная морда была вся темной от крови, пара глаз-бусинок внимательно вцепились в КенЩКе взглядом. Длинные жвала челюстей, с которых на пол стекал ихор, с малой амплитудой, но крайне быстро шевелились. Существо не собиралось его убивать, по крайне мере пока; оценив степень угрозы и приняв его в разряд незначительных, оно вновь принялось за трапезу. Тварь, которую живьем поедали, все еще визжала, но визг этот был тихим и приглушенным.

Два раза предупреждать КенЩКе не было необходимости. Как только многоножка вернулась к обеду, он бросился прочь от злосчастного места. Пробежав достаточно, чтобы нервы хоть немного успокоились, он почувствовал, как на него наваливалась усталость. Ему надо было идти к своей цели. В глубине души он знал: если он откажется от своей мечты и сейчас же вернётся обратно, его простят, но он искал не прощения. Перебирая уставшими конечностями, он все брел и брел по руинам некогда величественных сооружений. Его уставший разум рисовал, какими должны были бы быть создатели этого чуда, как они жили и какими были их Кы’нны.

Наконец-то открылся выход наружу, где перед ним вновь предстало бушующее в агонии злобы небо, готовое вот-вот обрушиться на обитателей поверхности. Малинового цвета облака сходились в битве с фиолетовыми тучами. В местах, где они сходились, воздух разряжался и толстые как опоры моста лучи били в землю. Но не только природа бушевала в этих краях. Разноцветные переливающиеся силуэты виднелись на страшном и красивом в своей ярости небе. Эти птицеподобные создания были практически прозрачными и как хамелеоны меняли свой цвет, принимая образ тех или иных облаков. Иногда одни нападали на других, и в небе происходили грозные баталии.

Подойдя к краю выхода, КенЩКе увидел то, к чему стремился. Он так долго этого ждал, что на мгновение застыл в восхищении, смотря на цель своего паломничества. Заходить сюда было запрещено культурной памятью предков, поверхность была местом опасным; здесь таилась смерть. КенЩКе вспомнил легенды и предания, которые ему рассказывали няньки Тыв’Кли, когда он был маленьким. О страшном суде всего живого. О суде, который стёр с лица земли былой мир, и на его руинах появился новый. Мир, который они не понимали, мир, в котором жизнь на поверхности для их вида Штра’Цра была невозможна.

Теперь же он видел то, к чему так долго и упорно шел. Единственные памятники величия всемогущих древних — нереальных размеров шароподобные железобетонные сооружения, которые как гиганты возвышались над руинами старого мира. Штра’Цра иногда отправляли разведчиков на поверхность, и те немногие, что доходили до этих шаров и возвращались обратно, заклинали не ходить туда. Эти места были табу для всех без исключения Кы’нна, но КенЩКе верил, что именно там кроется разгадка мироздания. Подкопаться к ним из-под земли не было возможным, вода и сплавы не давали этого сделать. Под этими сооружениями жили существа, как церберы охранявшие их тайны. Единственным возможным входом была поверхность — чертовски при этом опасная. Он уже долгие годы искал это место, но находил только разрушенные шары, этот же был первым, который кое-как сохранился. От волнения он сел на один из валунов возле входа.

Здание было древним как само время и каким-то чудом все же сохранилось. Оно накренилось на бок, стены его были немного разрушены и покрыты магнитными лозами, которые съедали все обломки прошлого. Растения рушили камни, до которых дотягивались, им не страшна была кара небес. Эти жгуты металлического цвета как вены покрывали бетон и металлические опоры из неведомых сплавов. Возле них как всегда паслись обсидиановые исполины. Опустив свои головы, они рвали жгуты растений и медленно их пережёвывали. Изредка молнии били в наросты на их спинах, и ток, не задерживаясь на одном, переходил к другим наростам и так растворялся, переходя со спины одного на другого. Существа, не обращая внимание на это все, так же продолжали жевать растения цвета металлик.

Встав, КенЩКе осмотрелся, ему предстояло спуститься в них и под защитой немногих обломков, уцелевших внизу, добраться до заветного здания. Выпив немного воды и съев комок пищи, он поправил амуницию и приготовился к марш-броску. Набрав воздуха и успокоив чресла, он метнулся в сторону своей цели.

Скорость, с которой он бежал, была настолько высока, что уследить за ним было крайне сложно. Перебегая от одной развалины к другой, не останавливаясь он бежал от укрытия к укрытию. Ему оставалось меньше, чем половина, когда он затылком почувствовал опасность. Размытое пятно без четко видимых очертаний обрушилось прямо перед ним. Пружинистые конечности вцепились длинными и твердыми когтями в бетон и камень перед ним. Схватив крошево, что получилось от удара, существо взмыло вверх. Если бы КенЩКе не остановился, он был бы уже мертв. Не думая о случившемся, он изо всех сил бросился к полуразрушенному входу. Напряжение его тела было страшным, он как мог нес себя к конечной цели. Затылком он слышал свист, настигавший его сверху. Удар и грохот позади него привели его в чувство. Только теперь он понял, что находится внутри. Небесное существо еще несколько раз ударилось о то немногое, что осталось от входа.

Как завороженный, с налетом религиозного трепета, КенЩКе побрел по коридору вглубь строения. Металлического цвета лоза, что облепляла это место снаружи, была и здесь. Пульсируя, жгуты вплетались в трещины стен, полов и потолка. В темноте эти растения немного светились тусклым медным цветом. Обходя их и стараясь не наступать, он пошел дальше. Все здесь было странным и чудным для него, никогда он еще не видел ничего подобного. Это было первое строение, которое сохранило свои прежние очертания и часть некогда великого убранства.

Пройдя вглубь, он увидел, что растения больше не сопровождают его, теперь стены и потолки покрывали неоновые наросты грибовидной плесени. Плотными рядами они смыкались своими шляпками и как под порывами ветра шевелились в ведомом только им такте. Эти наросты сопровождали его еще какое-то время, но потом и они отступили. Теперь он шел по гладкому полу и мог внимательнее оглядеть сооружение изнутри.

Он остановился как вкопанный, изумлённо рассматривая стены. На стенах были рисунки, странные такие рисунки, которые не находили в его уме сходства ни с чем. На них были изображены существа с четырьмя конечностями, они что-то делали друг с другом. По движениям он понял, что это была война. Война, которая оканчивалась огромными грибовидными и густыми пятнами. Война, которая для всех разумных видов была одинаково беспощадной и глупой. В отличие от войны Штра’Цра, эта война ставила не точку, но жирную запятую в истории великих. Если в начале были нарисованы огромные и могучие города, то дальше виднелись одни развалины и руины. Из светлого будущего они пришли к плачевному сегодня.

Трогая эти гобелены, КенЩКе не понимал письмена, что были начертаны под ними, но главную суть он смог разобрать. Он как губка впитывал в себя историю прошлого и на эмоциональном уровне видел всю боль и отчаяние. Все внутри него похолодело, он бессильно опустился и закрыл глаза в страхе, но что-то толкало его идти дальше, он должен был увидеть это все до конца, до последней капли испить эту бездну.

После тех рисунков, на которых были изображены события прошлого, он увидел то, что сразу же понял. Они — Штра’Цра — были изображены в конце гобеленов. Существа с четырьмя конечностями сражались с ними, но не могли победить. Их воины Кре’нцы рвали и расчленяли существ прошлого. Они бежали все дальше и дальше к своим шаровидным постройкам, не оставляя им никакого шанса, вид КенЩКе был сильнее и живучее старых владык мира. Он не понимал этого, он чувствовал эту истину, весь его генетический опыт кричал ем об этом. Пустота навалилась на него и заупокойный холод лизнул его душу. КенЩКе не мог уже остановиться, и все шёл по пути их общей истории, пока не дошел до финальных рисунков, где мир вновь поглотил суд, последний и безапелляционный суд. Великих осталось так мало, что они решил со всем покончить, а вместе с собой забрать и всех остальных. Очертание того существа, существа, что было некогда великим, было нарисовано в пятне спиралевидного вихря. Теперь он видел, что это был конец. Окончательный и бесповоротный.

В финале этого этюда он увидел надпись, начертанную глубоко в стене, там было написано «ОПЛОТ». Понять смысл написанного он не мог, но понял по рисункам, что это здание было некогда оплотом мощи древних и давало им силу богов. Видя эти письмена, он ощущал те чувства и значения, которые в них вкладывали некогда те, другие. Потом же они скрывались и жили в этих оплотах своего могущества, прячась от того, что породил их больной и злобный ум.

— Нет! — воскликнул в отчаянье КенЩКе. — Нет! Это не должно было быть правдой.

Он все еще шёл по коридору и подошел к помещению, похожему на главный зал в его родной Кы’нне. Два широких ответвления оплетали пустоту сферы, где раньше вырабатывали термоядерную энергию, а потом жили, нет, существовали те, кого они звали Великими.

— Но зачем? — взмолился КенЩКе, упирая свой взор в недостигаемый потолок купола. Эта глупая надменная жестокость не вписывалась ни в какие представления о том, как он воображал себе великих. Он дошел до центра шарообразного помещения и рухнул на пол. Его воспалённый мозг не хотел верить, не хотел воспринимать то, что он видел. Всю свою жизнь он и его вид боролся за право существовать. Все вокруг было для них опасным и грозило смертью. Неужели это проклятье великих снизошло и на них? Жить, чтобы уничтожить себе подобных и других живущих. Борьба без цели, борьба ради борьбы.

КенЩКе вновь вспомнил войны, которые они вели друг с другом, войны, которые не отличались от войны великих, которую он видел здесь. Знания, которые он так искал, были знаниями хаоса и войны. Неужели великие не отличались от кровожадного и злобного ГытРта? От него самого, когда он вел своих соплеменников на бойню ради ресурсов и власти?

Он лежал в муках, терзаемый своим рассудком и хотел умереть. Жизнь для него теперь была лишь колесом смерти и борьбы за право быть убийцей или быть убитым. Жить, чтобы забирать и ничего не давать.

Неожиданно, как будто извне его посетила мысль. Мысль эта была глубока как само время и пространство. Чистая, как слеза и полная света. Внутри него заговорил сильный, могучий в своей правоте голос.

«Кто-то же оставил это послание, кто-то же хотел, чтобы этого не повторилось вновь. Без надежды быть понятым и услышанным, кто-то знал, что настанет час, и сюда придет разум, готовый принять истину. Ведь не все деяния великих вели к смерти, было в них и что-то хорошее. Как есть хорошее начало и в самом КенЩКе. Ведь не рождаются кровожадными их потомства Дал’ях, да и сам он остановился. Утихла же его кровожадность и вера в праведность и правоту их деяний. Тогда, в недрах тоннелей, где тысячами умирали Кре’нцы и Пех’ля, он увидел своё надменное начало».

«Но что, если никто не поймет? Что, если это наш видовой путь: быть теми, кто мы есть. Что, если путь «убей или будь убитым» и есть кредо нашего существования, а я всего лишь дурак, который поверил в то, чему не быть?»

«Коль остановился ты, смогут и другие, — не унимался голос в его голове. — Принять решение — это уже пройти половину пути. Ты же здесь!»

Доводы голоса были убедительными. Внутренняя борьба, что вел он сам с собой, была мучительной и жестокой. Теперь он видел мир по-другому, он знал, как можно остановить их спесь, остановить их жестокость. Пусть и ценой своей жизни, он донесет им свет жизни. Теперь все в его мире встало на свои места, то, что раньше было сложным, стало простым.

Встав с пола, он другим, уверенным шагом пошел по этому месту. Мысли роем клубились в его голове, создавая решения и пути их реализации. Теперь он видел цель, видел истину. Выходя из пустоты купола, где к нему пришло знамение, он остановился перед надписью. Не понимая её, он нутром увидел суть.

— Теперь меня зовут Экр'рет, чаяние мне имя. То, что я нашел здесь, я унесу с собой и распространю в мире, в нашем мире.

С этими последними словами он направился к выходу из священного для него места. Он понесет в себе гимн жизни через собственную жизнь и смерть. Это был уже не КенЩКе — воин и ученый, теперь это был проводник веры и знания.