Ольга ЧУБАРОВА

ТРИ БУКВЫ

1.

Георгий Германович рвал и метал. Восточная (мегрельская) кровь кипела. На пол полетели бумага, ручки, и... Ах ты... кружка с чаем. Задел! Нечаянно!

Методично (немецкие предки временно взяли над мегрелами верх) подтирал Георгий, он же Гога, тёмно-коричневую лужу на видавшем виды паркетном полу. И медленно остывал, собирая осколки.

Ярость сменялась унылой холодной злобой: он должен, должен, должен был (задолбали!) написать программу дисциплины, которую вел в одном из московских вузов. По образу и подобию сочинения, спущенного Министерством высшего образования («Новообразования», как прозвали эту организацию), отпочковавшегося от Минобрнауки после 2020 года в результате очередной реформы

Ори не ори, бей не бей любимые кружки, писать все равно придется.

Потому как скоро явится проверка в институт, и никто не спросит: «Слушай, Гога, как твои студенты говорят? Что они знают и понимают в тех двух иностранных языках, которые ты не то что успешно — а ахово, па-атрясающе, аба-а-алденно преподаешь уже целых десять лет?» Потому как Гога — мультилингв! Грузинский, немецкий, английский, мегрельский! Но комиссии студенты по барабану. Комиссия потребует программу. Страниц в девяносто минимум. На первых десяти страницах — таблица. В таблице — в левом столбце — номера профессиональных компетенций (не путать с компетентностью). А в правом столбце — расшифровка компетенций этих долбаных...

Ладно, тихо, тихо, не заводись... Сейчас мы их быстренько распишем, дьявольские эти КОМПЕТЕНЦИИ...

Так... Сели, нацепили очёчки на нос... Открываем документик Новообразования... Чего хотят от нас эти бюрократы? А? Ага...

Уже в который раз Георгий всматривался в таблицу-образец, пытаясь прозреть в ней признаки здравого смысла. В первой строке таблицы значилось следующее.

И далее — в том же духе — еще девять страниц.

— Издеваются? — спросил Гога у зеркала, висевшего слева от стола. В зеркале отразился лохматый брюнет с томными восточными глазами, высокими скулами и крепким подбородком.

Гога был вполне себе лингвистом, и сам умел играть терминами, сочиняя препотешные сочетания, которые заставляли густо краснеть хорошеньких недоученных барышень, не понимавших, смеются над ними или искренне блещут умом. Но эта таблица... Что это? Наглое издевательство или вопиющее невежество?

Мегрел взял верх над педантичным немцем. Гога хмыкнул и за пятнадцать минут настучал свою таблицу на компе. Такую вот.

И далее — в том же духе — еще девять страниц со ссылкой на загадочные ХУИ, расшифрованные в приказе НА/3Б.

Мегрел Гога трижды перечел свой опус, отсмеялся до изнеможения и, со вздохом уступив место Гоге-немцу, честно ковырял восемьдесят последующих обязательных страниц остаток субботы и всё воскресенье.

В будни на программу времени не было: работать надо было, людей учить.

2.

С завкафедрой программа прокатила на «ура»: очаровательная чуть полноватая дамочка с мило привздернутым носиком воскликнула:

— Георгий! Ты — волшебник! — и унеслась к декану, а затем к проректору подписывать документ.

Гога слегка поежился. Декан подмахнет не глядя, но проректором был спец по информатике — а эти люди текст, в отличие от филологов, читают очень внимательно — внимательней, чем юристы... Но прокатило. Видно, был вал программ на подпись — перед проверкой-то.

Успешно прокатило и у ректора.

Гога расслабился и уже представлял, как будет рассказывать историю о своей антибюрократической выходке лет эдак через десять — пятнадцать, например, подрастающему сыну...

Но тут пришла проверка и, как назло, выудили из стопки разных кафедральных программ не какой-нибудь чей-нибудь, а именно и конкретно тот Гогин опус.

Быстро пробежав глазами документ, Максим Борисович Н., которого языкастые, зубастые, плохо оплачиваемые и оттого особенно злые лингвисты проверяемого вуза успели переименовать в МБ с расшифровкой «Малый бюрократ», споткнулся о непонятные три буквы, первая из которых вполне могла бы быть римской цифрой, обозначающей «10» — и замер, покрываясь холодным потом.

В голове лихорадочно скакали тревожные мысли: «Впервые вижу эту аббревиатуру... И про такой приказ отродясь не слыхал... Неужели лоханулся? Упустил?»

— Э-э-э-э... — сказал он и быстренько сунул отчет в свой новенький кожаный портфель. — Очень интересный документ. Я бы сказал — передовой... Демонстрирующий знакомство профессорско-преподавательского состава вуза с новейшей документацией. Хочу показать своему, э-э-э, непосредственному начальству.

И Малый бюрократ удалился за час до окончания рабочего дня, стараясь сохранять солидную медлительность поступи, но, незаметно для себя, ускоряя шаг.

Дело в том, что Максим Борисович Н., как и многие чиновники среднего звена, судорожно карабкающиеся вверх по карьерной лестнице, отличался повышенной тревожностью. Больше всего он боялся быть уличенным в профессиональной некомпетентности. Пока ехал в служебной машине в Министерство, неясные три буквы вертелись колесом у него в голове, напоминая что-то до боли знакомое. Что бы это значило? Хозяйственное управление институтом? Но при чем тут образовательная программа? А самое главное, что это за загадочный приказ НА/3Б?

Малый бюрократ выскочил из машины, рванул к лифту, забывая поздороваться с важными персонами, взлетел на свой этаж — и бросился в кабинет. Заперся там и принялся звонить старшему делопроизводителю, Наталье Семеновне П.

— Наталья Семеновна, здрасьте! Да, это я, как ваше здоровье?.. По делу, каюсь, по делу! Не могли бы вы — по возможности срочно — поднять приказ... Сейчас, минуточку — вот, произношу по буквам: ЭН... А... далее слэш, цифра три... потом БЭ... Да, так и читается: «на три бэ»... Да, забавно звучит, согласен... отсутствует? Хм... Спасибо!

Он повесил трубку и произнес задумчиво: «Что за...» Далее следовало существительное, оканчивающееся на «я» и образованное от известного и, увы, широко употребительного слова из трех букв.

На последних звуках собственного голоса на Михаила Борисовича снизошло озарение. Мир вдруг словно очнулся, стряхнув оболочку приказов и циркуляров, и глянул по-простому. Через высокие, начисто отмытые окна кабинета проливался солнечный свет. Огромный отполированный стол, кое-где поцарапанный дорогими запонками, лоснился лаком. На столе лежал отчет, открытый на таблице с перечнем профессиональных компетенций, а с его страниц явственно лыбилась чья-то наглая рожа.

Михаил Борисович, боясь спугнуть момент истины, дрожащим от волнения голосом прочел вслух:

— Знать: основные понятия и законы конституции, препозиции и постпозиции коммуникантов в условиях как смешанной вербально-невербальной, так и относительно абсолютной невербальной коммуникации при непосредственном контакте коммуницирующих, в том числе с проникновением хуи, смотри расшифровку в приказе на три буквы...

Потом захихикал, перечитал, похрюкивая и иногда постанывая от эстетического удовольствия, всю таблицу с профессиональными компетенциями, взялся было читать с готовой улыбкой дальше, быстро понял, что далее все по делу, поскучнел, но на всякий случай всё прочел внимательно, водя заточенным карандашом по строчкам. Подвоха не нашел и откинулся в кресле, размышляя: что же делать дальше с этим столь талантливым наглецом? Ведь издевается же!

Зазвонил внутренний телефон. Михаил Борисович, отвечая на звонок, автоматически сполз на краешек кресла и выпрямил спинку, ибо звонил ему Великий Бюрократ Бюрократович, В2Б, в миру — Виктор Брониславович Б.

— Что это ты, дружок, наших дам-делопроизводителей смущаешь непристойными вопросами? — спросил он так ласково, что у Малого бюрократа задрожали колени. — Поднимись-ка ко мне, разъясни ситуацию — что это за три бэ в приказе «на»?

3.

Узнав, что его опус попал в лапы бюрократам, Гога сначала запаниковал и даже засобирался было на историческую родину, но так и не смог решить, на какую именно из двух стоит отправиться: в Германии не «климатило» мегрелу, а в Грузии — немцу.

Осталось проявить гражданское мужество и просто отправить первые — самые о... (ну, вы поняли) страницы своего опуса всем друзьям и знакомым. Которых у Гоги по миру было немерено. А кое-что он даже разместил на Фейсбуке, в Контакте и в Одноклассниках. ППС (профессорско-преподавательский состав — не путать с патрульно-постовой службой и паритетом покупательной способности!) — так вот, профессора, доценты, старпрепы и просто препы России, громко стонущие в сетях, сетуя на иго бюрократов, вдохновенно Гогин опус перепостили.

Попытки Министерства подать на Гогу в суд закончились полным крахом: профессиональное сообщество объявило подписку в помощь храброму собрату, и, скинувшись кто сколько мог — в среднем рублей по 200 — собрали круглую сумму на гонорар приличному адвокату, который очень быстро объяснил на предварительной встрече сторон, что аббревиатуры ХУИ и название приказа НА/3Б в контексте рассматриваемого документа не содержат оскорбительных коннотаций. Ибо, согласно утверждению автора, ХУИ расшифровываются как «ДЕСЯТОЕ (X — римская цифра) УПРАВЛЕНИЕ ИНСТИТУТА», которое действительно имеется в наличии в данной организации. Приказы, начинающиеся с аббревиатуры НА, также существуют в архиве того же Института, но тайна значения данной аббревиатуры, встречающейся в документации вуза с 1918 года, потеряна за давностью лет. Несколько неуместное использование указанных обозначений объясняется естественным переутомлением работника, который вместо прописанных в контракте тридцати шести часов в неделю вынужден был трудиться по пятьдесят, создавая требуемые Министерством нормативные документы. Именно переутомление явилось причиной появления в документе значения 3Б: самым счастливым временем, по словам автора анализируемой программы, было время, когда он учился в школе, в третьем классе «Б». Таким образом, в условиях депривации сознание подзащитного выдало компенсаторную реакцию. Налицо явное нарушение КЗОТ и прав человека, следовательно...

Суд не состоялся.

Один шустрый молодой препод объявил на Фейсбуке конкурс на самую оригинальную цензурно допустимую расшифровку аббревиатуры ХУИ.

Вариантов было море: «хреновый уровень интеллекта», «хранилище убитых идей», «хватит ублажать идиотов» и даже «харизматичная улетность интуиции».

Преподы, почуяв дыхание сладкого слова СВОБОДА, начали креативить в нормативных документах кто как умел. В табличках, которые с точки здравого смысла преподавателей-практиков были, мягко говоря, лишними, появлялись даже стихотворные строки.

Например, императивное:

Не путать контекст с подтекстом;

Освоить анализ текста;

Контентно усвоив курс,

Глубинно познать дискурс.

Или лирическое:

Коммуникантов судьба —

Лишь дискурсивно общаться.

Жизни контент — не борьба,

А неумение драться.

Великого бюрократа тихо, без шума, сняли с должности, проводив на почетную пенсию, и на место его заступил Малый бюрократ, заверивший и правительство, и народ, что теперь все будет по-другому.

ППС ликовали. Руководители Гогиного вуза перекрестились: их каким-то чудом даже не тронули. Гоге предложили должность доцента.

Все ждали с нетерпением образцов программы в новом формате.

И вот Документ прибыл на электронную почту вузов всея Руси.

Его открывали с дрожью. Его читали, пальцем водя по экрану — и руки опускались, и нервный смех соседствовал со слезами.

Изменений было три, все три — радикальные.

1. Левый столбец той самой скандальной таблицы поменяли с правым.

2. Подписи и отпечатки пальцев авторов программы, зав. кафедрой, декана, двух проректоров и ректора требовались теперь на каждой странице.

3. Заполнять таблицу с коммуникативными компетенциями предписывалось исключительно в стихах, в обязательном порядке — силлабо-тонических. Приоритетными размерами объявлялись трехсложные (дактиль, амфибрахий и анапест), ямб и хорей допускались в случае наличия приказа, подписанного ректором, белый стих разрешали только льготным категориям, а именно — инвалидам и лицам, достигшим пенсионного возраста.