Юрий ГЕЛЬМАН

ВЕЧЕРНИЙ ГОСТЬ

— Ну вот мы и пришли, — с грустью в голосе сказал Михель, останавливаясь. — Там вас ждут. Прощайте…

— Спасибо тебе, — ответил Альберт, крепко пожимая руку юноши. — Это замечательное приключение я запомню на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, оно принесло мне огромное разочарование…

— Я тоже запомню. И буду жить с надеждой, что у вас всё получится…

* * *

Рыбалка не задалась. Клевать перестало полчаса назад — как отрезало. Две форельки граммов по триста каждая давно успокоились в садке, сникли обреченно. Михель нервничал, но всё еще надеялся…

Августовское солнце неторопливо катилось к закату, ласково оглаживая прощальным взглядом бирюзовую поверхность Аре. Легкий ветерок, игриво гуляя по воде, заставлял ее то и дело покрываться дрожью. На фоне постепенно тускнеющей реки эфемерными золотыми лепестками вспыхивали, терялись и снова возникали трепетные крылья стрекоз. Высоко над головой Михеля игольчато шелестели стройные сосны. Две невидимые пичуги, то ли скандаля, то ли радуясь жизни, громко переговаривались неподалеку.

Вдруг проснулся мобильный телефон, лежавший рядом на мостике. Парень, не отрывая взгляд от поплавка, пошарил свободной рукой возле себя и нащупал смартфон.

— Ты думаешь идти домой? — голос бабушки был укоризненно-ласков. — Ужинать пора. Или потом твоя мама будет мне высказывать, что ты похудел, что я не кормила внука!

— А который час?

— Ты что, даже не знаешь, сколько времени? Уже почти семь. Рискну предположить, что сегодня у тебя невероятный клёв, и ты не можешь оторваться.

— Как раз наоборот, — буркнул внук, стряхивая с себя оцепенение. — Надо будет у дяди Феликса спросить, он всякие приметы знает: когда клюёт, когда нет.

— Вот и спросил бы, прежде чем идти. А то пропал на полдня, а толку… Что, совсем ничего? Бывает…

— Всё, иду, — ответил Михель, поднимаясь и пряча смартфон в карман шорт.

Он быстро сложил удочку, потом достал из-под мостика садок, прицепленный к гвоздю и опущенный в воду, с тоской посмотрел на двух рыбок с темными «веснушками» на желто-зеленых боках и вытряхнул их обратно в родную стихию. И уже через несколько минут, закинув старый школьный рюкзак на плечо, двинулся обратно — домой.

Здесь, в небольшом городишке Волен-Берн, где левый приток Рейна Аре расширялась до озерных размеров, жила его бабушка. Каждый год он приезжал к ней из Базеля почти на всё лето. Сначала его привозили на машине вечно занятые родители, а в этом году шестнадцатилетний парень приехал сам.

У бабушки было хорошо. Она всегда всё ему разрешала, даже часами смотреть футбол по телевизору, даже превращать в крепость древний дедушкин «Фольксваген», много лет стоящий под навесом на заднем дворе. Когда дедушка умер, некому стало и ездить на этой довоенной рухляди. Михель хорошо помнил дедушку. «Жизнь — это дорога, — учил ребенка тот. — И чем она ровнее, тем менее интересна». Сначала мальчик не вполне понимал смысл сказанного дедушкой, но слова запомнил. И жил с ними уже несколько лет.

По хрустящей песчаной тропинке, поднимавшейся на зеленый склон и уводившей Михеля от восхитительной озерной синевы в сторону тихого ухоженного пригорода Берна, парень шел пружинисто и весело. Был он рослый, подтянутый, спортивного телосложения. Неудачная рыбалка осталась позади, переживания быстро выветрились из головы. Он вспомнил о том, что сегодня вечером будут показывать последнюю отборочную игру Лиги чемпионов по футболу, в которой его любимый «Базель» принимал какую-то норвежскую команду с трудным названием. Разве это важно, думал он, главное у них выиграть. К футболу его пристрастил папа. Мама не возражала, она понимала, что это просто бесполезно. К тому же в их доме было два телевизора.

Быстро взобравшись на пригорок, Михель остановился, чтобы перевести дух. Закатное солнце, скользнув по верхушкам сосен, резко полоснуло по его лицу. Юноша зажмурился от яркого света, а когда открыл глаза, просто оторопел от увиденного. Прямо перед ним, привязанный белым канатом к причальной мачте, над изумрудной лужайкой висел огромный серебристо-серый дирижабль. Десятка полтора людей копошились под ним, еще кто-то спускался по трапу из пассажирской гондолы.

Михель замер. Из глубины души к горлу выкатилось понимание неординарности происходящего — того, чего, в принципе, не могло быть. И он по-мальчишески шмыгнул в густые жесткие кусты, тянувшиеся вдоль тропинки, снял с плеча рюкзак, присел на корточки и затаился. Инородное тело в давно знакомом привычном пейзаже, еще в прошлом веке устаревшее исторически и технически, но сохранившее при этом горделивый и в то же время фантастический вид приковало к себе настороженный взгляд юноши.

Вначале он просто смотрел, как в полусотне шагов от него люди, очевидно откуда-то прилетевшие, спускались на землю. Его сразу же привлек и удивил необычный вид пассажиров. Мужчины одеты были как-то по-старомодному — в темно-серые или черные сюртуки с широкими лацканами, впрочем, некоторые носили и светлые, вероятно, более модные костюмы. У большинства на шеях были галстуки или «бабочки», на головах — шляпы-котелки. Наряды нескольких женщин выглядели под стать мужским: длинные платья, белые ажурные перчатки до самых локтей и широкие шляпы с перьями. Такой когда-то была прабабушка Михеля Элизабет — мальчику всегда нравилась эта пожелтевшая старинная фотография, обнаруженная однажды в семейном альбоме.

«Так вот оно что! — сказал он сам себе, когда увидел, как двое мужчин устанавливают на треногу неподалеку от дирижабля ящик с торчащим из него объективом. — Это просто идут съемки исторического фильма».

Михелю стало весело. Не каждый из его одноклассников сможет похвастать после каникул тем, что видел, как снимается кино. Он уже позабыл о вечернем футболе и, выбравшись из своего укрытия, смело направился к дирижаблю. Необычайная конструкция звала его к себе, любопытство при этом подталкивало сзади.

Казалось, что грандиозная сигарообразная махина, невесомо парящая над поляной, обладает собственным магнетизмом. Раньше юноша видел такую только на фото в учебнике по основам инженерии. А теперь можно было просто подойти и реально потрогать руками… Реально! И так ему вдруг захотелось это сделать! Ну не прогонят же его! Артисты, конечно, народ особенный, думал он, но ведь и у них свои дети имеются.

Приблизившись на десяток шагов, он все же остановился. Что-то было не так. Что-то заставляло Михеля сомневаться. В его понимании на съемочной площадке кроме актеров и массовки, если она была нужна, кроме каких-то необходимых предметов мебели или техники должен был обязательно присутствовать режиссер, оператор, гримеры, какие-то осветители, что ли. Кто об этом не знает сегодня? Но ничего подобного юноша сейчас не видел перед собой. И снова насторожился.

— Господа, господа! Не расходитесь далеко! — объявил высокий тощий человек с тонкими черными усиками и блестящими угольными волосами, зализанными на пробор. — Сейчас мы сделаем еще одно общее фото.

— Филипп, нам уже надоело фотографироваться! — звонким голосом ответила одна из женщин. — Мы давно хотим танцевать!

— Фройлен Полина, к сожалению, танцы в нашей поездке не запланированы. И вы это прекрасно знаете. Возможно, в следующий раз мы сможем взять на борт музыкантов.

— Ах, когда еще будет этот следующий раз!

— Как только ваш уважаемый отец организует новую экскурсию для сотрудников.

— Я непременно поговорю с ним об этом, когда мы вернемся в Женеву.

Вскоре маленький, суетливый как ртуть, фотограф настроил свою камеру, и высокий с усиками снова призвал всех — на этот раз собраться в группу на фоне синеющей внизу реки. Люди, не спеша гулявшие по поляне, послушно двинулись к месту съемки. Тем временем несколько стюардов ловко выгружали из дирижабля и размещали прямо у трапа легкие раскладные столики с угощениями. Тут были бутылки с вином, фрукты, какие-то булочки и пирожные, еще что-то красивое и наверняка вкусное. И тут только Михель почувствовал, что очень хочет есть.

* * *

— Спасибо тебе, дорогой!

— За что?

— За то, что взял меня с собой. За эту прекрасную возможность: ощутить себя женщиной.

— А раньше?..

— Раньше я была твоим коллегой по науке, мы вместе ничего не видели кроме тесных кабинетов, а сегодня в этом развлекательном путешествии я отдалилась от всего на свете, выбросила из головы все формулы и оставила в ней только мысли о тебе. Ты стал мне намного ближе в эти замечательные два дня…

— Знаешь, я испытываю то же самое, но…

— Что?

— Всё же не могу отказаться от формул…

— Что ж, так и быть, я прощаю тебе эту слабость.

Неторопливо шли они по тропинке. Он — довольно плотный, мускулистый молодой человек среднего роста с густой гривой черных волос, зачесанных назад и такими же густыми усами. У него был теплый смешливый взгляд и легкая улыбка, прятавшаяся в этих усах. Она — невысокая, худощавая, казавшаяся хрупкой, но при этом круглолицая, смуглая, темноволосая, с короткой прической, вовсе не красавица, но с каким-то внутренним обаянием и душевной силой. Она слегка прихрамывала, и он намеренно замедлял шаги, чтобы не заставлять девушку торопиться, поспевая за ним. Она говорила нежным проникновенным голосом, но с заметным акцентом, и он умиленно смотрел на нее, будто ему нравилось, как она старательно произносит слова.

Минуту назад эта влюбленная пара отделилась от других пассажиров дирижабля и отправилась на прогулку. На мужчине был костюм песочного цвета, темно-коричневый галстук с большим, чуть расслабленным узлом, и в тон ему твердый фетровый котелок. Молодой человек держал его в левой руке, и казалось, что этот предмет ему явно мешал. На девушке было надето длинное платье голубого цвета с широким белым кружевным воротом, распластавшимся на плечах. Этот ворот как будто делал ее еще ниже ростом, еще миниатюрнее. Они шли по тропинке, ведущей вниз, к реке, и неумолимо приближались к тому месту, где прятался Михель. И он понял, что пора выходить из укрытия, и он сделал шаг навстречу.

Девушка вздрогнула от неожиданности и остановилась. Ее спутник, глядя в этот момент в сторону, сделал еще пару шагов и чуть было не столкнулся нос к носу с оторопевшим Михелем.

— Ох, прости, парень! — воскликнул он.

— Это вы… господин… простите меня, — робко ответил Михель, не спуская глаз с незнакомца.

— Ты местный?

— Нет, я на летние каникулы приезжаю сюда. Здесь живет моя бабушка.

— И как же называется этот городок, возле которого мы случайно остановились?

— Волен-Берн, господин…

— Чудные места! Ты не находишь, Милева?

— Да, конечно, — ответила девушка.

— Если бы не какая-то незначительная поломка, мы никогда бы не причалили здесь, — сообщил мужчина. — Капитан обещал устранить все проблемы к утру. Так что заночевать нам придется на дирижабле.

— А я думал, что это снимается какой-то фильм, что вы — артисты.

— Снимается фильм? — спросил мужчина и переглянулся с девушкой. — Что это?

— Как что это? Вы не знаете, что такое кино? — Михель, переводя взгляд, с подозрением смотрел на незнакомцев. — Да об этом знает каждый первоклассник! Правда, в кинотеатры сейчас уже никто не ходит, всё что угодно можно найти в Интернете.

— Прости великодушно, — с мягкой улыбкой сказал незнакомец, — но мы не понимаем, о чем ты говоришь.

— Как не понимаете? Вы же взрослые люди! Вы хоть раз в жизни могли слышать о том, кто такие братья Люмьер!

— Ах, вот что! Синематограф здесь называют «кино»! Конечно же, мы слышали о Люмьерах. Лет шесть назад они показывали свои ленты в Париже. Особенно смешной была «Политый поливальщик». Помнишь, Милева?

— Конечно, Альберт! Все так смеялись!

— Шесть лет назад?! — Михель отступил на шаг. — Вы уверены?

— А что тебя так удивляет?

— Да как-то странно всё это…

— Что именно? — спросил мужчина. Потом добавил. — Тебе сколько лет, парень? Хотелось бы узнать, так, из любопытства, что человеку в твои годы кажется странным.

— Недавно исполнилось шестнадцать, — ответил Михель. — А странно то, что вдруг здесь появился дирижабль, что вы, его пассажиры, не по-современному одеты, что вы говорите про шесть лет, хотя…

— Что значит «не по-современному»? — не дослушав, спросила девушка. — А как, по-твоему, мы одеты?

— А мне более странно то, как ты сказал о каком-то интер… как?

— Интернет.

— Что это? — любопытство так и светилось в глазах незнакомца. — Поясни, сделай одолжение.

— Альберт, оставь парня в покое! — воскликнула девушка. — Так мы увязнем в бесполезной беседе и не получим удовольствия от прогулки. Давай спустимся к реке. Я вижу внизу мостик, посидим у воды.

— Погоди, дорогая, я всё же хочу для себя кое-что прояснить, — задумчиво произнес незнакомец.

Потом он повернулся к Михелю и хотел что-то спросить, но в этот момент у парня в кармане шорт заиграла музыка.

— Ты где? Что-то случилось?

— Бабушка! Всё в порядке, — ответил Михель. — Я немного задержусь, ладно?

— Ты что себе надумал? Мне уходить надо, а ты еще не ужинал!

— Что, я сам себе не разогрею? Не волнуйся.

— Чтобы всё съел! Я буду у тёти Греты. Приду поздно. Если что, позвонишь.

— Хорошо, бабуля, пока.

Нажав «отбой», Михель поднял глаза на незнакомца и наткнулся на его удивленный и вместе с тем пронзительно пытливый взгляд.

— Это… что у тебя? — спросил тот. Потом повернулся к девушке. — Милева, ты видела?

— Альберт, я ничего не понимаю.

— И ты по-прежнему хочешь спуститься к реке?

— Теперь уже нет. Пожалуй, нет. Я не знаю…

— Это смартфон, — ответил Михель, показывая телефон мужчине. — Он многое может.

— Что значит «может»?

— Ну, всего и не перечислишь. Можно и в Америку, например, позвонить, да в любую точку земного шара, по Скайпу пообщаться, можно музыку закачать или онлайн слушать, опять же фильмы смотреть, фоткать можно, тут камера хорошая, тринадцать мегапикселей и фронталка пять. Практически у каждого сейчас есть. Обыденная вещь. Бывают и более крутые, конечно…

— Альберт, что происходит? — с какой-то тревогой спросила девушка, дотрагиваясь до плеча своего спутника.

— Я пытаюсь понять, — задумчиво ответил мужчина, пристально глядя на Михеля.

И вдруг его лицо озарилось догадкой.

— А скажи-ка, парень, какой сейчас год?

— Две тысячи шестнадцатый. А что?

— Какой?! — в один голос переспросили незнакомцы.

Михель повторил, заметив, как испуганно стали смотреть друг на друга Альберт с Милевой.

— Ты что-то понимаешь? — жалобно спросила девушка спустя несколько мгновений.

— Начинаю догадываться, — ответил Альберт.

* * *

— А я вас почти сразу узнал, — с трепетом в голосе сказал юноша. — Ваша фотография есть в учебнике по физике.

— Забавно! — воскликнул Альберт. — И что обо мне пишут?

— Да разное… Лучше я вам покажу Интернет, и вы сами всё увидите.

Они приближались к дому бабушки. Спутник юноши торопливо шагал полупустынными улицами городка, низко склонив голову. Так предложил ему Михель — на всякий случай. И — удивительно — Альберт без колебаний согласился. Он поглядывал на всё, что замечал вокруг, исподлобья и вел себя довольно сдержанно, хотя несколько раз ему явно хотелось о чем-то спросить. Милева наотрез отказалась идти с ними и осталась на дирижабле. До нее никак не мог дойти странный смысл происходящего. Но она была спокойна, она была уверена, что с ее спутником ничего плохого не случится.

— Я потом постараюсь тебе объяснить, — сказал на прощание Альберт. И добавил с ироничной улыбкой. — Если сам разберусь во всём этом…

… Дома никого не было. Юноша, давно забывший о чувстве голода, радовался в душе тому, что не приходилось теперь объясняться с бабушкой. Он провел случайного знакомого в свою комнату, включил компьютер и усадил Альберта за письменный стол, принадлежавший когда-то деду и доставшийся Михелю в наследство. На стене перед глазами висел монитор «Samsung» размером в двадцать четыре дюйма, который стал теперь для вечернего гостя поистине окном в мир, окном в будущее. В его будущее. В будущее всей планеты…

Альберт жадно всматривался в экран, предлагавший то фотографии, то тексты, то видео. Михель не мешал ему, напротив, помогая ориентироваться, водил курсором «мыши» по ссылкам, но уже через несколько минут Альберт понял принцип работы устройства, и стал делать это сам.

— Специальная теория относительности, — бубнил он, с головой погруженный в поиски. — Квантовая теория теплоемкости, теория индуцированного излучения…

В полной тишине прошло минут сорок. Внезапно Альберт оторвал взгляд от монитора, оглянулся в поисках Михеля. Парень сидел на диване поодаль, неотрывно наблюдая за своим гостем.

— Но я всего лишь эксперт третьего класса в Федеральном Бюро патентования изобретений, — будто извиняясь, тихо сказал Альберт. — Это невозможно…

— Нет, вы действительно гениальный ученый двадцатого столетия! Вы станете им!

— Но я вовсе не так уж и умен, просто я больше времени просиживаю над какими-то вопросами…

Михель подошел к столу, снова положил руку на «мышку» и сделал несколько кликов. Теперь незнакомые еще для Альберта лица мелькали перед ним. И статьи из Википедии сменяли одна другую. Гитлер и Сталин, Жолио-Кюри и Ферми, Рузвельт и Трумэн. И страны — Германия, СССР, Соединенные Штаты. А потом города — Хиросима, Нагасаки. Альберт стал бегло читать информацию, стремясь познать как можно больше, но вскоре уже не смог сопротивляться лавинообразному потоку чудовищного негатива, и всё глубже увязал в нем. Михелю хорошо было видно, как меняется его лицо. Ироничная улыбка давно слетела с губ, глаза потускнели, приобрели оттенок трагичной замкнутости.

Прошло еще какое-то время. Михель не замечал — сколько. Наконец вечерний гость откинулся на спинку кресла, порывистым движением расслабил галстук и беспомощно повел взглядом по сторонам.

— Неужели это всё было? — с неподдельной дрожью в голосе спросил он, понимая, что ответ пришел к нему раньше, чем возник вопрос. — Или еще будет… Там… В двадцатом столетии… Неужели всё это родилось на Земле?..

— Да, вы всё видели сами, — тихо ответил юноша.

— Видел, — Альберт медленно встал из-за стола, бросив прощальный взгляд на экран монитора. — А если бы меня там не было?

— Как это?

— Очень просто. Теперь всё в моих руках. Ты разве еще не понял?

— Вы хотите сказать, что можете не вернуться на дирижабль? Можете не вернуться в тот мир? И тогда жизнь пойдет по-другому? Я читал несколько книг в жанре альтернативной истории, я знаю, что могут быть такие сюжеты…

— А ты не по годам догадлив и рассудителен.

— Но ваша невеста ждет вас там. Всемирная слава ждет вас там. И Нобелевская премия. И увековечение имени.

— И взбалмошный старик с высунутым языком! — ответил Альберт. — Я не могу себе представить… Нет, я давно знаю, что хорошие идеи приходят в голову только в молодости, потом человек становится опытнее, известнее и… тупее. Страх или глупость всегда были причиной большинства человеческих поступков. И я стану таким…

— Но эта смешная фотография нисколько не умалила ваших заслуг перед человечеством! — возразил Михель.

— Дело ведь не в фотографии. Она-то расстроила меня меньше всего. Мне страшно от другого, поистине страшно! Я просто нахожусь в трепете, поверь мне. После того, что я увидел, что узнал, после того, как заглянул в этот ад… Знаешь, когда я занимаюсь наукой, какими-то исследованиями, когда сужу о какой-нибудь теории, то спрашиваю себя: будь я Богом, устроил бы я мир таким образом? Сегодня с твоей помощью я отыскал ответ на этот вопрос.

— И что же вы решили теперь для себя?

— Если честно, первой моей мыслью было остаться здесь, в твоем городишке, в твоем времени, в твоем мире. Сбрить усы, изменить прическу, стать неузнаваемым для всех. Не заниматься наукой, ничего не открывать. Категорически! Если что-то придет в голову — немедленно про это забыть! И устроиться простым учителем физики в какую-нибудь местную школу… А в свободное время разводить цветы или играть на скрипке… Я, наверное, смог бы так…

— Это было бы невозможно, — ответил Михель. — У вас нет документов, нет жилья. Нет ничего, чтобы привязывало вас к современной жизни.

— Да, я так и подумал потом. В вашем мире я действительно никто и ниоткуда. А там, в моем времени, в моем тысяча девятьсот втором году… Я все-таки еще смогу кое-что, наверное…

— Я уверен, что вы сможете многое. Главное, что вы сможете подумать о будущем.

— Никогда этого не делал. Будущее наступает достаточно быстро. В детстве мне казалось, что впереди уйма времени, что не сто́ит никуда торопиться. На самом же деле у каждого человека времени в обрез, его катастрофически мало. Это, поверь мне, не пустые слова. И разбазаривать свои дни, месяцы и годы по пустякам — горестная ошибка большинства. Если хочешь прожить счастливую жизнь, привяжи ее к какой-нибудь цели, а не к определенным людям или объектам. И смело стремись вперед. Жизнь — как вождение велосипеда. Чтобы сохранить равновесие, ты должен двигаться. И никогда не ищи прямого пути, он приносит мало опыта.

— Ровная дорога менее интересна, говорил мой дедушка, — вставил Михель. — Теперь я понимаю, о чем это было сказано.

— Твой дедушка был прав. Ну а мне, пожалуй, пора, — Альберт направился к двери. — С этого вечера я, наверное, всё же стану думать о будущем… Ты проводишь меня? Я боюсь не найти обратной дороги…

— Да, конечно! Ваша невеста, пожалуй, уже волнуется.

— Ничего, я сумею успокоить ее.

— Вы расскажете ей, что видели в Интернете?

— Что ты! Ни в коем случае. Женский ум не способен вместить в себя столько горя.

Бархатный летний вечер висел неподвижно, как занавес в театре. Над горизонтом нехотя взошла желтая луна — тяжелая, неповоротливая. Михель с Альбертом торопливо шли к реке, к тому месту, где для ремонта и ночевки накануне причалил дирижабль.

— А вдруг его там сейчас не будет? — неожиданно спросил юноша.

— Ты имеешь в виду, что могут улететь без меня?

— Нет, без вас они не улетят, конечно. Милева бы не позволила, к тому же разве дирижабли тогда летали по ночам?

— А, я понял! Они могут просто исчезнуть так же, как появились. Снова перекочевать в начало двадцатого века, но уже без меня?

— Да. Вы этого не боитесь?

— Нисколько. Если бы это случилось — я не вернулся бы в свое время и не прожил бы ту жизнь, о которой так красочно и подробно рассказывает ваш Интернет. А ее нужно прожить, непременно нужно! Ты понимаешь? Я не имею права нарушать естественный ход истории. И ни один человек не может! Только теперь я еще знаю, к чему нужно призывать человечество. Открытие цепных атомных реакций, скажу я, так же мало грозит человечеству уничтожением, как изобретение спичек; нужно только сделать все для устранения возможности злоупотребления этим средством.

— И вы думаете, вас послушают?

— Этого мне не дано знать. После того, что я видел…

— А другим ученым, своим коллегам, вы что-то расскажете?

— Пока не думал об этом. Я просто скажу людям, что не знаю, каким оружием будет вестись третья мировая война, но четвёртая — палками и камнями. Разве это не заставит многих задуматься?

— Вы вернетесь, чтобы пройти свой путь, чтобы сделать все открытия, чтобы продвинуть науку на много шагов вперед. Но еще будете бороться за мир, да?

— Всеми возможными средствами. К сожалению, сегодня я понял, что человечество не готово к подобным открытиям, в нем продолжает жить и процветать стойкий дух варварства. Только теперь это варварство приобрело чудовищные масштабы. Но может быть лет через сто… Вот например, в вашем времени как обстоят дела? Как люди относятся друг к другу? Что происходит на планете? Мне не нужно подробно рассказывать, я доверюсь одной твоей общей фразе.

— Знаете, я бы не сказал, что многое изменилось в лучшую сторону, — ответил Михель, и в его голосе прозвучали совсем не детские нотки, будто сейчас он вынужден был извиняться за всё человечество.

— Вот как! Жаль… Выходит, научный прогресс на протяжении многих лет опережает прогресс духовный, а это медленный, но неизбежный путь к катастрофе всей цивилизации. Ты понимаешь?

— Понимаю.

— А что, позволь спросить, ты сам намерен делать в жизни? Какие у тебя наклонности? В каком направлении ты думаешь развиваться?

— После школы собираюсь поступать в Женевский университет. Но еще не выбрал, на какую специальность. Мне интересны и физика, и астрономия, и история. А вообще я хочу получить хорошее и разностороннее образование.

— Образование — это то, что остаётся после того, как забывается всё выученное в школе. Образование — это не количество прочитанных учебников, не количество полученных оценок по предметам, это те мысли, которые родились в процессе учебы, которые прочно заняли голову и с которыми человек отправляется в большую жизненную дорогу. Это то, что притягивает к личности интересы других людей. Пустой человек не способен к себе ничего притянуть кроме такой же пустоты.

— Вы говорите афоризмами! За вами нужно просто ходить и записывать!

— Никогда не думал об этом, — смутился Альберт. — Я говорю, как говорю…

Несколько минут они шли молча. Наконец вышли к реке, прошли по тропинке к тому пригорку, где два часа назад состоялась их встреча. И оба как-то напряженно всматривались в густую вечернюю синеву перед собой. И оба облегченно вздохнули, когда на поляне показались огни.

— Ну вот мы и пришли, — с грустью в голосе сказал Михель, останавливаясь. — Там вас ждут. Прощайте…

— Спасибо тебе, — ответил Альберт, крепко пожимая руку юноши. — Это замечательное приключение я запомню на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, оно принесло мне огромное разочарование…

— Я тоже запомню. И буду жить с надеждой, что у вас всё получится…

Вечерний гость шагнул в сторону поляны и вдруг оглянулся.

— А знаешь, о чем я подумал? — сказал он. — Сегодня пространство и время исказились каким-то причудливым образом, чтобы устроить нам с тобой эту встречу. Я буду непременно размышлять об этом, поверь. Но одно я знаю наверняка: во Вселенной не бывает ничего случайного, значит и наша встреча есть результат какой-то космической комбинации. Осталось только понять, кому из нас она была нужнее…