На главную Свечи, кольца и масло для вечного двигателя

Свечи, кольца и масло для вечного двигателя

 

«Вечный двигатель лета», написанный тремя не знакомыми друг с другом и совершенно разными людьми, получился на удивление цельным: всё от шрифта и иллюстрации на обложке и до последней точки выдержано в общем стиле. Сам стиль этот одна моя знакомая (та самая, которая критиковала и правила мой кусок «Двигателя» ещё в процессе написания) назвала «привет от Брэдбери». Мне тоже думается, что получилось нечто в духе американской фантастики 50-х – 60-х, времени, когда американские авторы, в отличие от советских коллег, посильно занятых на строительстве коммунизма (это совершенно без иронии), философствовали на свободные темы. Мне тоже думается, что за нашим сборником стоит целая полка с книгами доброго сказочника Рея, а сам он стоял над каждым из нас и «держал свечку». Даже, наверное, свечу зажигания, раз в итоге получился целый «вечный двигатель».

С одной стороны, «Вечный двигатель» в сумме — получился. С другой стороны, это не значит, что получилось у всех, кто принимал участие в его сборке. Я скажу так: в сборнике издан один замечательный автор и два средних (оптимисты пусть прочтут последнее как «неплохих», реалисты — как «посредственных»). Поскольку одна из посредственностей — я сам, свои же полёты и разберу в первую очередь.

 

 

* * *

История «Инновационной политики» началась примерно в конце июня 2012 года, когда довольно легко появился на свет рассказ «Усмирённый атом» (дошедший до печати с незначительными изменениями). Это по замыслу была довольно прозрачная и чуть мрачноватая сатира на антиатомную истерику, в которой забился весь мир после аварии на АЭС в Японии. Потом пришла мысль переделать в таком же ключе достаточно старый и уже печатавшийся «Зелёный дом» (превратившийся в итоге в «Завтра.к»), и связать два рассказа общей хронологией. Идея лежала на поверхности, ведь и в «Атоме», и в «Доме» обыгрывались схожие сценарии: технократическая цивилизация отвечает на какой-то вызов доведённым до абсурда монструозным изобретением, подобным хрущёвскому «повороту рек вспять», приносящем гораздо больше вреда, чем пользы. Эксперимент удался: рассказы прилипли друг к другу как два куска пластилина, и в этой парной упряжке (и в компании ещё пары не очень удачных текстов) ушли в издательство с вопросом «вам такое пойдёт?» К моему удивлению, ответили в тот же день (тридцать первое, чёрт возьми, декабря!), и ответили утвердительно: «давай ещё».

Но на тот момент у меня не было в наличии ничего готового — какие-то «наметки на полях» да и только. Большую часть из них я впоследствии собственноручно выкинул в мусор, потому что ни на что большее они не тянули. Те два текста, что ушли довеском к «Усмирению атома» и «Завтра.ку», я тоже решил снять — они были слабы, настолько слабы, что я сам уже не помню даже их названий. В активе оставались только два рассказа и уже отработанные на них шаблон и технология. Не оставалось ничего другого, кроме как продолжить эту песню.

В последовавшие четыре месяца я смог выдавить из головы аж целых три текста. Первой, хотя и без особого энтузиазма, была написана «Защита от умника». «Потом пришёл Л.Е.С.Н.И.К.», который переписывался с нуля шесть раз и отнял множество нервов. «Народный атомобиль», единственный написанный в точности, как было задумано, занял всего пару дней. Итого — пять текстов в цикле, концовка которого повисла в воздухе. Время, отведённое на работу, подходило к концу, выкручиваться нужно было срочно, но не было чем. После пары мозговых штурмов за один добавочный день из ниоткуда выпал «Как мы проведём лето». Этот рассказ очень резко выделяется на общем фоне — другая тема, другой настрой, другая манера, а всё потому, что лишь бы, лишь бы.

В конце концов то, что написалось, мне самому кажется вариацией на «Марсианские хроники» уже помянутого не раз Брэдбери. В некотором роде так и было задумано, точнее, я сознательно заимствовал у доброго сказочника структуру «романа в рассказах». А вот что вместе с ней в «Инновационную политику» перекочевали и «температура атмосферы», и акценты прототипа, стало для меня неожиданностью. Не особо удались и «пасхальные яйца»: по факту вместо отсылок к другим культурным явлениям получилось не очень гладкое заимствование из них персонажей, образов и эпизодов. С другой стороны, подражание циничному стилю другого американского сказочника, злобного коротышки Харлана Эллисона — налицо, и этим я очень доволен. Так и было задумано: в те дни, когда писалась «Инновационная», я как раз читал попавшийся мне в руки сборник этого автора, и, признаться честно, был восхищён его великолепной чернушной, изжелта-газетной манерой. Воспроизвести её показалось мне очень заманчивым, тем более, что она была совершенно к месту.

Градус «Инновационной политики» мне подсказал Брэдбери, а вот чем она пахнет — Эллисон, его великолепные рассказы «На живописной трассе», «Парень и его пёс», «У меня нет рта и я должен кричать». Повышенный радиационный фон навеяло от слишком тесного соседства с атомным «Огромным чёрным кораблём» Фёдора Березина и нафаршированным радионуклидами Fallout. Всё вышеперечисленное было смешано, вопреки правилу взболтано и намазано толстым слоем на тонкий срез истерик современности: гаджетомании, атомофобии, нефтяных и экономических кризисов, махинаций на ниве экологии, «китайской угрозы», и безусловно «заговора властей».

Меня весьма позабавило, что страсти по Сноудену разразились аккурат спустя две недели после того, как я закончил «Защиту от умника».

Но можно ли назвать «Инновационную политику» так, как это сделал редактор — «въедливым футурологическим анализом»? Никак нет, поскольку там и не пахло научным подходом, реалистичностью. Было бы очень лестно, если бы к моей работе прикрепили подзаголовок вроде «художественная журналистика» или «футуристическая публицистика, ведь задумка и была такова: «сатирический роман-предупреждение в рассказах», эдакое лобовое окно РОСТА, из которого смотришь прямо по курсу. Но для футуристики получилось консервативно и неповоротливо, для журналистики — не очень зубасто, а для сатиры — не очень смешно. Своеобразный хэппи-энд не позволяет назвать «Инновационную» антиутопией, но этому я исключительно рад: было бы неприятно оказаться в одной корзине с вечным оппозиционером «болотного» толка Замятиным, стукачом английской разведки Оруэллом или современными горе-поэтами «апокалипсиса послезавтра» вроде Глуховского.

Вместо «окна РОСТА» получилась «форточка ГОСТ»: сборник из шести рассказов, громко озаглавленных, даже относительно неплохо написанных, но не предлагающих ничего особенно нового. Твёрдая тройка.

 

 

* * *

Святославу Олейникову везёт оказываться на обложке: уже не в первый раз название его работы становится ещё и названием сборника. Это мне кажется не случайным: Святослав, не побоюсь сказать, орудует словом как кистью – то есть прекрасно умеет создать с его помощью яркую, сочную картинку.

И, тем не менее, я уверенно назову его вторым средним автором сборника.

Признаться честно, я с огромным нетерпением ждал возможности почитать коллег-конкурентов, и Святослава в первую очередь, потому что не знал, чего от него ждать. Конкурсные рассказы «Завтра обещали дождь» и «Небо» дают понять то, о чём я сказал чуть выше — автор превосходно владеет формой, но по ним же можно было сделать вывод, что он не владеет содержанием. В самом деле, ни «Дождь» (который, по-моему, есть не очень глубокий ремикс «Всего лета в один день» всё того же Бредбери), ни «Небо» не впечатлили меня смысловой нагрузкой, и немудрено, потому что «где-то я это уже видел». Я уже видел, и не раз, доброхотческие, ностальгические, вялые философствования вокруг слов «природа», «красота», «юность» и всевозможных их комбинаций. Вот и читая «Дождь», я снова видел «Лето», а читая «Небо» — «451 градус по Фаренгейту». Не скрою, полное 3D Олейникова выглядит гораздо привлекательнее чёрно-белой киноплёнки сказочника Рея, но одной картинки, одной формы мало. В литературе, тем более фантастической, нет места супрематизму.

Так что я очень ждал, что покажет коллега-конкурент Святослав Олейников. Как конкурент он порадовал — потому что как минимум не обскакал меня. Как коллега — разочаровал, потому что не обскакал самого себя.

«Вечный двигатель лета» — я сейчас говорю не о сборнике в целом, а о цикле рассказов, давшем ему название — именно своим названием и производит самое сильное впечатление (как, кстати сказать, и моя «Инновационная политика»). Нет, серьёзно, я ожидал от цикла с таким названием чего-то большего. На деле же цикл представляет собой яркий пример аморфной беспредметной философии. Художественно яркий, снова в фирменном авторском 3D, и снова непонятно о чём. Тяжелейшая глобальная катастрофа — разрушение озонового слоя, — с которой начинается внутренняя хронология цикла, показана противоречиво и неубедительно. На её фоне разворачивается вялое взаимодействие виденных сто раз героев и обыгранные сто раз коллизии.

Человек и художник человеческой красоты становится впоследствии роботом-человеконенавистником. Богемные робо-узники технократической цивилизации тоскуют по счастливым временам, когда все были облечёнными плотью узниками той же самой цивилизации. Радикальные робо-человеки проталкивают через парламент повальную ликвидацию не-совсем-робо-человеков, так как излишняя эмоциональность последних тормозит прогресс. Коммуна счастливых в своём варварстве земледельцев спокойно живёт под вроде бы давно уже смертоносными лучами Солнца, пока на них не обрушивается местный холокост газовыми бомбами. А в конце концов вся планета погружается в виртуальный сон и тихо вымирает. Занавес.

Я не буду кричать подобно Станиславскому «не верю!» Я закричу по-колхозному: «Баян!» — так будет честнее. Настоящая антиутопия, которая, как и положено антиутопии, заявляет: «ВЫХОДА НЕТ!»

С «Тенью Солнца» всё ещё печальнее, чем с «Вечным двигателем». Насколько можно судить, автор пытался создать космический мистический триллер-ужастик. Всё на месте: таинственная аномалия, пропавшая планета, спасательная экспедиция, перемещения во времени и превращение людей в деревья… Проблема опять же в том, что всё это было не раз, и не где-то, а в проходных фильмах категории «Б». А поскольку сама повесть выдержана в мрачных, серых тонах, не спасает её и «трёхмерная картинка».

В итоге — ещё одна твёрдая тройка. Если на предыдущую вытянуло содержание, то на эту — форма.

 

 

* * *

А вот кто из авторов сборника безусловно достоин оценки «пять» и читательского внимания, так это Ольга Чубарова.

Для меня Ольга стала невероятным открытием. Невероятным, потому что я скептически отношусь к женщинам в литературе, тем более в фантастике. Но я просто не могу не сказать, что из нас троих именно Ольга обладает настоящим талантом фантаста: талантом сделать очевидное невероятным, а невероятное — осязаемым.

«Волшебный молоток», честно определённый как повесть-сказка, хорош без всяких сомнений, я с огромным удовольствием прочитал его от начала и до конца, даже несмотря на его (без иронии) бабский характер и сюжет. Но полностью талант Ольги раскрывается не в повести, а в рассказах. «Перемещение», «Злодейка любовь», «Катализатор» — блестящие примеры того, какой должна быть настоящая фантастика в любую эпоху. Говоря просто, автор по-женски изящно вытягивает нить повествования из совершенно банальных ситуаций, и тянет её до тех пор, пока ситуация не переворачивается кувырком и не замирает в невозможном положении, но при этом остаётся совершенно естественной.

В общем, это как раз то, что нужно читать самому, а не через рецензента.

 

* * *

Что же можно сказать в итоге? Понятно, что «Вечный двигатель лета» вряд ли вспомнят через сто лет — сборник проходной, далеко не хит. Тем не менее, читать его не просто можно, а можно (местами) с удовольствием.

Кому определённо стоит обратить на него внимание? Любителям зарубежной фантастики 50-х — 60-х. Тем, кто считает себя технократом и/или мизантропом («Инновационная политика»). Тем, кто любит сочные картинки и творчество Бредбери («Вечный двигатель лета»). Тем, кто ищет от фантастики откровений (работы Ольги Чубаровой).

Кому определённо НЕ стоит? Тем, кто стопроцентно уверен, что женщин нельзя выпускать из кухни (работы Ольги Чубаровой). Убеждённым фанатам боевиков («Вечный двигатель лета»). Впечатлительным особам, беременным женщинам и ценителям Fallout’ов («Инновационная политика»).

У меня всё.

Михаил Маузер