Кирилл ПИЛИЧЕВ (г.Алексеевка, Белгородская обл.) РВУЩИЕСЯ СТРУНЫ

— У меня вчера струны порвались, — как-то слишком уж буднично сообщил Ярослав, докуривая очередную, кажется седьмую за день, сигарету.

— Так замени. Тоже мне проблему нашел. И курил бы ты поменьше, что ли… — Евгений поежился и крепче затянул петлю теплого шарфа на шее, чтобы мерзкие колючие снежинки не касались кожи, попадая за воротник.

— Прости. Просто ты знаешь мое отношение к музыке, — Ярослав изобразил нечто вроде виноватой улыбки, бросая окурок вниз за перила моста в желтоватые воды Невы, где местами еще плавали осколки ледяного покрывала, бесцеремонно сдернутого вялой весной.

— Лучше бы ты так за здоровьем своим следил, «музыкант», — уже мягче ответил Евгений, прекратив беспокойно теребить пуговицу своего пальто. – Есть хочешь?

— Нет. Пойдем, пройдемся? Мы с тобой редко видимся, а ведь дружим со школы еще! — «музыкант» бережно поднял прислоненный к перилам чехол с гитарой, не менее бережно забросил за спину. — Расскажешь, чем дышит весенний Питер.

— Не вопрос. Пойдем куда? — молодой человек в пальто нервно дернул окладистую бородку, зачем-то взглянул на реку за перила, а затем неспешно двинулся по тротуару, зная, что друг пойдет следом.

— Не знаю… Может, в магазин по пути зайдем? Куплю себе стру… — Ярослав осекся, наткнувшись на кинжальный взгляд товарища. – Нет, просто прогуляемся. И чего ты так гитару не любишь?

— Не знаю. Просто не люблю. Просил новостей? Слышал, обострение отношений на политической арене достигло апогея? Кажется, американцы решились на удар по Сирии, — Евгений замедлился. — И вот ждем цепной реакции. «Наши» больше всех ярятся. Мол, куда это годится — с Россией не считаться? Как думаешь, что будет?

— Ничего не будет. Это тебе не шестьдесят второй, не «DEFCON 2», не ракеты на Кубе. Вряд ли Россия прямо в пекло полезет. Так и знай — не будет ничего, — парень с гитарой закончил загибать пальцы. — Ты мне лучше скажи, что в городе изменилось-то? Меня целый год не было! Тебя, кстати, вообще интересует хоть что-то, кроме политики?

— Да. Девушки, например, — ухмыльнувшись в бороду, Евгений снял шапку, позволив длинным рыжим кудрям, напоминавшим парик из девятнадцатого века, вольготно разлечься на плечах. — Хорошая еда там, машины…

— Очень смешно, — отрезал Ярослав, обдумывая слова друга. А что, если он прав? Сколько там скандалов было… Далась им эта Сирия! У себя бы порядок навели сначала! Так нет же, надо показать, что двадцатый век выбил стране не все зубы, что есть еще порох в пороховницах… Короче говоря, делает Президент имя и себе, и стране. Но как на это посмотрит Америка, давно прожевавшая и выплюнувшая весь мир? Все ведь не зря ее боятся. Разносчик демократии, язви ее душу! Как тут не бояться, когда грозные ракеты смотрят на мир из глубоких шахт, словно бы насмехаясь над всеми? Дела. А что, если? Нет, не может быть!

— Яр! Яр! — Евгений затряс друга за плечо, пытаясь поймать его неживой взгляд. – Да что такое? Ты чего, уснул?!

— Прости, Жень, я просто задумался… Слушай, а как насчет боулинга? Я помню, в школьные годы ты любил это дело, — парень скорее отвел неприятную тему, подняв зеленые глаза на рыжую голову товарища.

— Да я это… И сейчас люблю, – Евгений отметил, что разговор явно не клеился. Так часто бывает. Дорогой тебе человек надолго исчезает, ты его ждешь, представляешь, как ваш разговор затянется на многие часы, как быстро пролетит время… А на деле — вон оно как. И парой слов переброситься тяжело. Странная штука — время. Оно не меняет людей, но меняется само, и от этого все становится таким чужим, далеким… Как сейчас. Почему лучший друг кажется чем-то лишним в жизни? Что за наваждение? Прошел всего год, а прощались как — шумно, с размахом! Или это его там так изменило за год в Финляндии?

— Здорово. Пойдем тогда? — фраза была сказана быстрее обычного, словно бы разговор был в тягость и музыкант стремился его скорее закончить. Закончил. Дальше шли в тишине. Полуденное солнце начало сдавать позиции, а друзья и не замечали, как за молчанием пролетело несколько часов, отмотанных тротуарной плиткой. Они просто шли рядом, не глядя друг на друга.

Интересная штука — время. Подобна струнам. Оно, время, тянется только до какого-то момента, а потом — хлоп! — и рвется. Доходит до точки невозврата. Да, оно циклично, да, временную петлю никто не отменял. Но иногда, знаете, бывает так, что колеса теряют колею. Рвут круги как лед на Неве. И тогда… А что бывает тогда? Мир доселе этого не знал. Не знали этого и двое питерских друзей. Они узнают — всего лишь на мгновение, а потом знания станут единственным, что будет наполнять собой атмосферу. Знания, в отличие от прочего, смогли пройти сквозь время, обманув и его, и людей. Людей по их природе легко обмануть, особенно когда это пытается сделать высший разум, собранный воплощением в самом факте жизни, существования. Не у всех есть время и желание это осознавать. Да и смысла в этом нет. Зачем думать о петле, которая вот-вот сомкнется на твоей шее как теплый шарф? Но этот случай превзошел прочие — люди обманули сами себя. Они забыли о том, что вернуться назад и что-то исправить – нельзя. Жить одним днем — все так просто. Просто и бессмысленно. Мир не был подчинен. Он лишь позволил людям почувствовать запах мнимой свободы. Время и Знание лишь явили людям иллюзию. День за днем — как век за веком. Пора было заканчивать. Финальный аккорд рвет струны, словно бы в последней песне на концерте. Рвет, а менять — нет времени. Оно ушло вместе со Знанием, предоставив людей самим себе. А разве это привело бы к хорошему? Возможно, но человечество априори неисправимо, а посему — все кончилось как в плохом фильме. Хотя нет. Скорее, чуть лучше…

— Жень! Смотри! Ты видишь?! — возбужденный Ярослав первым заметил черный росчерк, взрезавший небо сверху вниз, словно нож — масло. В голове мелькнула нехорошая мысль. — Что это, Жень?!

— Где? Это? Ух ты… Метеорит, что ли? — мысль болью отдалась в мозгу, а потом небо вспыхнуло…

Свирепое атомное пламя жадно поглотило весенний Петербург, превратив его в холмы радиоактивного стекла на многие века. А вместе с ним и все остальное. Все сгинули. Всё сгинуло. Целый мир, миллионы личностей, тысячи нерассказанных историй — все это потеряло свой смысл только потому, что люди остались наедине с собой. В тот день погибли все. А я остался. Я ушел вслед за Временем, расправляя обгоревшие крылья и стремясь взвиться ввысь, в горящее небо, красными всполохами напоминавшее забрызганную кровью стену.

* * *

— Нет предела совершенству, — со вздохом произнес Время, качая головой и сдувая туман симуляции, в котором еще не догорело пламя, отражающееся в его пустых белых глазах. — Я удаляю?

— Ты прав. Удаляй. Надеюсь, следующий вариант выйдет более удачным. Чего-то мы не учли… — кивнул в ответ Знание, запуская новую симуляцию прямо из ниоткуда. — Симуляция номер две тысячи сто сорок один. Возраст планеты — шесть миллионов лет, тип жизни — органическая, разум — «включить». Количество разумных особей — около миллиона… Поехали!